Лидия Ивановна через своих знакомых разведывала о том, что намерены делать эти отвратительные люди, как она называла Анну с Вронским, и старалась руководить в эти дни всеми движениями своего друга, чтоб он не мог встретить их. Молодой адъютант, приятель Вронского, через которого она получала сведения и который через графиню Лидию Ивановну надеялся получить концессию, сказал ей, что они кончили свои дела и уезжают на другой день, стиснутыми крепко зубами подошел к столу, взял револьвер, оглянул его, записку, почерк которой она с ужасом узнала. Это был почерк Анны Карениной. Конверт был из толстой, как лубок, бумаги; на продолговатой желтой бумаге была огромная монограмма, и от письма пахло прекрасно.
– Кто принес?
– Комиссионер из гостиницы.
Графиня Лидия Ивановна долго не могла сесть, чтобы прочесть письмо. У ней от волнения сделался припадок одышки, которой она была подвержена. Когда она успокоилась, она прочла следующее французское письмо:
«Madame la Comtesse, – христианские чувства, которые наполняют ваше сердце, дают мне, я чувствую, непростительную смелость писать вам. Я несчастна от разлуки с сыном. Я умоляю о позволении видеть его один раз пред моим отъездом. Простите меня, что я напоминаю вам о себе. Я обращаюсь к вам, а не к Алексею Александровичу только потому, что не хочу заставить страдать этого великодушного человека воспоминанием о себе. Зная вашу дружбу к нему, вы поймете меня. Пришлете ли вы Сережу ко мне, или мне приехать в дом в известный, назначенный час, или вы мне дадите знать, когда и где я могу его видеть вне дома? Я не предполагаю отказа, зная великодушие того, от кого оно зависит. Вы не можете себе представить ту жажду его видеть, которую я испытываю, и потому не можете представить ту благодарность, которую во мне возбудит ваша помощь.
Все в этом письме раздражило графиню Лидию Ивановну: и содержание, и намек на великодушие, и в особенности развязный, как ей показалось, тон.
– Скажи, что ответа не будет, – сказала графиня Лидия Ивановна и тотчас, открыв бювар, написала Алексею Александровичу, что надеется видеть его в первом часу на поздравлении во дворце.
«Мне нужно переговорить с вами о важном и грустном деле. Там мы условимся, где. Лучше всего у меня, где я велю приготовить ваш чай. Необходимо. Он налагает крест, но он дает и силы», – прибавила она, чтобы хоть немного приготовить его.
Графиня Лидия Ивановна писала обыкновенно по две и по три записки в день Алексею Александровичу. Она любила этот процесс сообщения с ним, имеющий в себе элегантность и таинственность, каких недоставало в ее личных сношениях.
XXIV
Поздравление кончалось. Уезжавшие, встречаясь, переговаривались о последней новости дня, вновь полученных наградах и перемещении важных служащих.
– Как бы графине Марье Борисовне – военное министерство, а начальником бы штаба – княгиню Ватковскую, – говорил, обращаясь к высокой красавице фрейлине, спрашивавшей у него о перемещении, седой старичок в расшитом золотом мундире.
– А меня в адъютанты, – отвечала фрейлина, улыбаясь.
– Вам уж есть назначение. Вас по духовному ведомству. И в помощники вам – Каренина.
– Здравствуйте, князь! – сказал старичок, пожимая руку подошедшему.
– Что вы про Каренина говорили? – сказал князь.
– Он и Путятов Александра Невского получили.
– Я думал, что у него уж есть.
– Нет. Вы взгляните на него, – сказал старичок, указывая расшитою шляпой на остановившегося в дверях залы с одним из влиятельных членов Государственного совета Каренина в придворном мундире с новою красною лентою через плечо. – Счастлив и доволен, как медный грош, – прибавил он, останавливаясь, чтобы пожать руку атлетически сложенному красавцу камергеру.
– Нет, он постарел, – сказал камергер.
– От забот. Он теперь все проекты пишет. Он теперь не отпустит несчастного, пока не изложит все по пунктам.
– Как постарел? Il fait des passions. Я думаю, графиня Лидия Ивановна ревнует его теперь к жене.
– Ну, что! Про графиню Лидию Ивановну, пожалуйста, не говорите дурного.
– Да разве это дурно, что она влюблена в Каренина?
– А правда, что Каренина здесь?
– То есть не здесь, во дворце, а в Петербурге. Я вчера встретил их, с Алексеем Вронским, bras dessus, bras dessous, на Морской.
– C"est un homme qui n"a pas… – начал было камергер, но остановился, давая дорогу и кланяясь проходившей особе царской фамилии.
Так не переставая говорили об Алексее Александровиче, осуждая его и смеясь над ним, между тем как он, заступив дорогу пойманному им члену Государственного совета и ни на минуту не прекращая своего изложения, чтобы не упустить его, по пунктам излагал ему финансовый проект.
Почти в одно и то же время, как жена ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие – прекращение восходящего служебного движения. Прекращение это совершилось, и все ясно видели это, но сам Алексей Александрович не сознавал еще того, что карьера его кончена. Столкновение ли со Стремовым, несчастье ли с женой, или просто то, что Алексей Александрович дошел до предела, который ему был предназначен, но для всех в нынешнем году стало очевидно, что служебное поприще его кончено. Он еще занимал важное место, он был членом многих комиссий и комитетов; но он был человеком, который весь вышел и от которого ничего более не ждут. Что бы он ни говорил, что бы ни предлагал, его слушали так, как будто то, что он предлагает, давно уже известно и есть то самое, что не нужно.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал своим долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с женой он начал писать свою первую записку о новом суде из бесчисленного ряда никому не нужных записок по всем отраслям управления, которые было суждено написать ему.
(*257) Все классические произведения со временем приобретают значение исторических книг. Они обращены не только к нашему сердцу, но и к нашей памяти.
Пушкин писал "Евгения Онегина" как самый современный роман. Но уже Белинский называл книгу Пушкина историческим произведением.
Такие книги, как "Евгений Онегин", не стареют. Когда Белинский говорил об историчности пушкинского романа, он лишь указывал на это новое достоинство, возникшее во времени.
Нечто подобное произошло и с "Анной Карениной". Толстой задумал эту книгу как "роман из современной жизни". Но уже Достоевский отмечал в этой книге рельефные черты русской истории, получившие под пером Толстого непреходящее художественное воплощение.
Если историк, по словам Пушкина, стремится "воскресить минувший век во всей его истине", то современный писатель, если говорить о Толстом, отражает свой век "во всей его истине". Именно поэтому и "Евгений Онегин", (*258) и "Анна Каренина", став историческими романами, не утратили своего современного значения. И "время действия" этих книг бесконечно расширилось.
После того как Толстой в 1869 году напечатал последние главы "Войны и мира", он как будто не собирался писать ничего нового.
Зимой 1870 года Толстой сообщал в письме к брату: "У нас все по-старому. Я ничего не пишу, а все катаюсь на коньках".
Остывая от оконченных трудов, он отдыхал, простодушно и по-детски наслаждался свободой.
Катался на коньках, ездил на тройке из Ясной Поляны в Тулу, читал книги.
"Я очень много читал Шекспира, Гёте, Пушкина, Гоголя, Мольера",- сообщает он в письме к Фету.
И снова кружился на коньках по льду замерзшего яснополянского пруда.
А Софья Андреевна с удивлением смотрела, как он "добивается уметь делать все штуки на одной и двух ногах, задом, круги и прочее...".
"Это его забавляет, как мальчика",- записала она в своем дневнике.
Между тем Толстой глазами и памятью романиста видел и Софью Андреевну, и самого себя, и чистый конькобежный лед под зимним солнцем.
В сущности, это было уже началом "Анны Карениной", хотя о ней тогда не было и речи.
Но когда он стал писать этот роман, одной из первых в нем оказалась сцена на катке. Теперь Левин повторял все эти "штуки", а Кити смотрела на него с улыбкой.
"Ах, это новая штука! - сказал Левин и тотчас же побежал наверх, чтобы сделать эту новую штуку...
Левин вошел на приступки, разбежался сверху сколько мог и пустился вниз, удерживая в непривычном движении равновесие руками. На последней ступени он зацепился, но, чуть дотронувшись до льда рукой, сделал сильное движение, справился и, смеясь, покатился дальше.
"Славный малый!" - подумала Кити".
Роман "Анна Каренина" начинался в Ясной Поляне, начинался еще до того, как сам Толстой подумал о нем или сказал о нем первое слово.
(*259) ...Когда Толстой начал работу над романом "Анна Каренина"?
По мнению всех, кто имел возможность близко видеть его работу, это случилось весной 1873 года.
"И странно он на это напал,- пишет Софья Андреевна Толстая.- Сережа все приставал ко мне дать ему почитать что-нибудь... Я дала ему "Повести Белкина" Пушкина..." 1 .
Именно эту книгу случайно взял в руки Толстой, и она раскрылась на одном из "Отрывков", напечатанных после "Повестей Белкина".
Отрывок начинался словами: "Гости съезжались на дачу". Толстой восхитился этим началом, первой фразой, которая сразу вводит в суть действия, пренебрегая всеми экспозициями и вступлениями.
"Вот как надо начинать,- сказал Толстой.- Пушкин наш учитель. Это сразу вводит читателя в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комнаты, а Пушкин прямо приступает к делу" 2 .
Тогда кто-то из домашних, слышавших эти слова, шутя предложил Толстому воспользоваться этим началом и написать роман.
Весь день Толстой был под впечатлением пушкинской прозы. И вечером читал домашним отдельные страницы из томика Пушкина. "И под влиянием Пушкина стал писать",- отмечает Софья Андреевна Толстая.
Сохранилось письмо Софьи Андреевны к ее сестре, написанное 18 марта 1873 года. В этом письме сказано: "Вчера Левочка вдруг неожиданно начал писать роман из современной жизни. Сюжет романа - неверная жена и вся драма, происшедшая от этого" 3 .
И сам Толстой относил начало работы над романом к 1873 году. 25 марта 1873 года Толстой писал Н. Н. Страхову: "Я как-то после работы взял... том Пушкина и, как всегда (кажется, в 7-й раз), перечел всего... Не только Пушкиным прежде, но ничем я, кажется, никогда я так не восхищался. "Выстрел", "Египетские ночи", "Капитанская дочка"!!! И там есть отрывок "Гости собирались на дачу".
(*260) Я невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось так красиво и круто, что вышел роман..." 4
И роман этот был "Анна Каренина". Все как будто сходится: и свидетельство Софьи Андреевны, и свидетельство самого Толстого. Но вот что удивительно: в дневнике Софьи Андреевны есть запись: "Вчера вечером он (Лев Николаевич) мне сказал, что ему представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его сделать эту женщину только жалкой и не виноватой... "Теперь мне все уяснилось",- говорил он" 5
.Эта запись, в которой вполне отчетливо и точно определены и сюжет, и даже общий взгляд на жизнь, целиком относящиеся к "Анне Карениной", датирована не 1873-м, а 1870 годом! Значит, замысел "Анны Карениной" предшествовал началу работы над этим романом. Но все эти три года (1870-1873) Толстой хранил молчание. К тому времени, когда он заговорил о новом романе, даже Софья Андреевна забыла, что о нем уже была речь ранее, и ей казалось, что он "странно на это напал".
Когда же началась "Анна Каренина" - в 1873-м или в 1870 году?
Невозможно ответить на этот вопрос. Обе даты относятся к началу невидимого и видимого труда Толстого над своей книгой.
Ему нужен был какой-то "толчок", чтобы пришла в движение вся "система" уже уясненных "лиц и событий".
Таким толчком и явилось чтение Пушкина. "Не могу вам передать того благодетельного влияния, которое имело на меня это чтение" 6 ,- признавался Толстой.
Когда Толстой говорил: "Я ничего не пишу и только катаюсь на коньках", он говорил правду.
Он действительно тогда ничего не писал и катался на коньках. Но работа шла исподволь, неприметная для окружающих. Он изучал и собирал материалы из истории Петра Великого. Зимой 1872 года он писал А. А. Толстой: "В последнее время, кончив свою "Азбуку", я начал писать ту (*261) большую повесть (я не люблю называть романом), о которой я давно мечтаю" . Это была повесть из эпохи Петра I.
И вдруг "роман", "роман из современной жизни", "первый в моей жизни" 7 , как говорил Толстой об "Анне Карениной". От XVIII века в "Анне Карениной" нет почти ничего, кроме разве что часов с изображением Петра I в доме у Каренина... Только "знак времени", но знак чрезвычайно важный! Каренин всем своим существом принадлежит той государственной "машине", которая была однажды налажена и пущена "по часам великого государя".
"Вы говорите: время Петра не интересно, жестоко,- писал Толстой.- Какое бы оно ни было, в нем начало всего..." 8 Это высказывание освещает глубинную тему дворянской государственности в романе Толстого.
И когда "старый помещик" в гостях у Свияжского рассуждает о прогрессе, власти и народе, говоря: "Дело, изволите видеть, в том, что всякий прогресс совершается только властью... Возьмите реформы Петра...",- он как бы приоткрывает обложку огромной исторической рукописи Толстого, которая была отложена в сторону для того, чтобы "опростать место" для современного романа.
"Анна Каренина" возникала не случайно и не на пустом месте. Именно поэтому она оказалась не только современным, но и историческим романом, в полном значении этого слова. Ф. М. Достоевский в своем "Дневнике писателя" отметил, что в современном романе Толстого, "у художника в высшей степени, беллетриста по преимуществу", он нашел настоящую "злобу дня" - "все, что есть важнейшего в наших русских текущих вопросах", "и как бы собранное в одну точку".
Творческая история "Анны Карениной" полна тайн, как, впрочем, и любая творческая история великого произведения. Толстой не принадлежал к тем писателям которые пишут сразу черновой корпус своего сочинения а потом совершенствуют его и дополняют. Под его пером все изменялось от варианта к варианту так, что возникновение целого оказывалось результатом "незримого усилия" или вдохновения.
(*262) Как это ни странно может показаться на первый взгляд, но одухотворенность героев Толстого возникает на какой-то позднейшей стадии работы. А сначала он рисовал резкие эскизы, иногда похожие на карикатуры. Это очень странная его особенность. Невозможно иногда узнать в первоначальных набросках тех героев, которых мы знаем по роману.
Вот, например, первый набросок внешнего облика Анны и ее мужа. "Действительно, они были пара: он прилизанный, белый, пухлый и весь в морщинах; она некрасивая, с низким лбом, коротким, почти вздернутым носом и слишком толстая. Толстая так, что еще немного, и она стала бы уродлива. Если бы только не огромные, черные ресницы, украшавшие ее серые глаза, черные, огромные волоса, красившие лоб, и не стройность стана, и грациозность движений, как у брата, и крошечные ручки и ножки, она была бы дурна".
Что-то есть отталкивающее в этом портрете. И как не похожа Анна из черновиков (ее звали там не Анна, а Нана Анастасия) на ту Анну, которую мы знаем по роману "Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные руки с браслетами, прелестна твердая шея с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные легкие движения маленьких ног и рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении" И лишь в последней фразе мелькнуло что-то от первоначального наброска: "...но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести".
Первая встреча Левина с Вронским описана в романе так, что Вронский невольно вызывает симпатию Левина. "Ему нетрудно было отыскать хорошее и привлекательное во Вронском. Оно сразу бросилось ему в глаза. Вронский был невысокий, плотно сложенный брюнет, с добродушно-красивым, чрезвычайно спокойным и твердым лицом. В его лице и фигуре, от коротко обстриженных черных волос и свеже-выбритого подбородка до широкого с иголочки нового мундира, все было просто и вместе изящно"
А в Балашове, предшественнике Вронского из черновиков романа, кажется, нет ни одной привлекательной черты. "По странному семейному преданию все Балашовы носили серебряную кучерскую серьгу в левом ухе и все были плешивы. И Иван Балашов, несмотря на свои 25 лет, был уже плешив, но на затылке курчавились черные волосы, и борода, хотя свеже-выбритая, синела по щекам и подбородку". Невозможно себе представить Вронского в романе не (*263) только в таком облике, но и в таком психологическом освещении.
Толстой набрасывал какой-то условный, схематический рисунок, который должен был на определенной стадии работы уступить место более сложной живописной проработке деталей и подробностей так, чтобы целое совершенно изменилось.
Н. Н. Гусев верно заметил, что в романе "Анна Каренина" Толстой как автор "старался быть совершенно незаметным" 9 . Но этого нельзя сказать о его черновиках, где он не скрывает своего отношения к героям и рисует их или саркастически, или сочувственно, где все доведено до крайности.
Каренин на первых стадиях работы, когда он назывался еще Гагиным, был освещен сочувственным отношением Толстого, хотя он и его рисует несколько насмешливо. "Алексей Александрович не пользовался общим всем людям удобством серьезного отношения к себе ближних. Алексей Александрович, кроме того, сверх общего всем занятым мыслью людям, имел еще для света несчастье носить на своем лице слишком ясно вывеску сердечной доброты и невинности. Он часто улыбался улыбкой, морщившей углы его глаз, и потому еще более имел вид ученого чудака или дурачка, смотря по степени ума тех, кто судил о нем".
В окончательном тексте Толстой убрал эту "слишком ясную вывеску", да и характер Каренина несколько изменился. В нем появились черты иного рода. "В Петербурге, только что остановился поезд и она вышла, первое лицо, обратившее ее внимание, было лицо мужа. "Ах, боже мой! отчего у него стали такие уши?" подумала она, глядя на его холодную и представительную фигуру и особенно на поразившие ее теперь хрящи ушей, подпиравшие поля круглой шляпы". Каренин изменился не только в глазах Анны, он изменился и в глазах Толстого.
Если прочесть подряд все сохранившиеся черновики знаменитой сцены скачек, то может показаться, что Толстой, каждый раз начиная сначала, что-то утрачивал.. А потом, (*264) сразу преодолев какой-то барьер, по вдохновению, подготовленному огромным духовным напряжением предварительной работы, написал окончательный текст этой сцены.
Но уже в ранних черновиках была намечена важная историческая метафора "конца Рима". Толстой назвал скачки, во время которых несколько офицеров упали и разбились насмерть, "жестоким зрелищем", "гладиаторством". Скачки происходили в присутствии царя и всего высшего петербургского света. "Это гладиаторство. Недостает цирка с львами".
В романе Толстого разворачивается та же историческая и вместе с тем острая современная мысль - "мысль сопоставить наше время,- как писал один из журналистов 70-х годов XIX века,-с временем упадка Рима". Именно эту метафору Толстой сделал основой не только сцены скачек, но и всей петербургской жизни.
И сам Вронский изображен как один из последних гладиаторов современного Рима. Кстати, и конь Махотина, которому Вронский проигрывает скачку, назван Гладиатором. Светская толпа, наполняющая Красное Село, жаждет зрелищ. Одна из зрительниц обмолвилась знаменательными словами: "Если бы я была римлянка, я бы не пропустила ни одного цирка".
Сцена скачек в романе наполнена огромным сюжетным, историческим содержанием. Это было зрелище в духе времени - красочное, острое и трагическое. Жестокое зрелище, напоминавшее о ристалищах и цирках, было устроено специально для развлечения двора. "Большой барьер,- пишет Толстой,- стоял перед царской беседкой. Государь, и весь двор, и толпы народа - все смотрели на них".
Конные состязания в присутствии царя и царской фамилии были крупным событием придворной жизни. "В день скачек,- отмечал Толстой в черновиках романа,- весь двор бывал в Красном". С. Л. Толстой в своих "Очерках былого" пишет: "Скачки в "Анне Карениной" описаны со слов князя Д. Д. Оболенского. С одним офицером, князем Дмитрием Борисовичем Голицыным, в действительности случилось, что лошадь при взятии препятствия сломала себе спину. Замечательно, что отец сам никогда не бывал на скачках" 10 .
В черновиках романа упоминаются и Голицын, и Милю(*265)тин, сын военного министра, который выиграл скачку в Красном Селе (в романе он назван Махотиным).
Объявления о времени и месте проведения скачек печатались в газетах. Так, в газете "Голос" в 1873 году было помещено известие (которое сейчас кажется "цитатой" из "Анны Карениной"): "От управления его императорского высочества генерал-инспектора кавалерии объявляется по войскам, что красносельская офицерская четырехверстная скачка с препятствиями, на призы императорской фамилии, будет произведена в конце будущего июля, и потому те офицеры, которые будут назначены к отправлению на эту скачку, должны прибыть в Красное Село 5 июля. Для помещения лошадей устроены вблизи ипподрома конюшни, а для офицеров будут разбиты палатки".
Во время работы над "Анной Карениной" Толстому, как бы случайно, попадали под руку именно те газеты и журналы, которые были ему нужны. Происходили встречи именно с теми людьми, которые ему были нужны... Как будто некий "магнит творчества" притягивал и отбирал все необходимое для его романа.
Толстой говорил, что самая мысль о романе из современной жизни "пришла" "благодаря божественному Пушкину". И вдруг именно в то время, когда он размышлял о Пушкине и своем новом романе, произошла его неожиданная встреча с дочерью великого поэта.
Мария Александровна была старшей дочерью Пушкина. В 1860 году она вышла замуж за Леонида Николаевича Гартунга, который после окончания Пажеского корпуса служил в конногвардейском полку. Некоторое время Гартунги жили в Туле, бывали в тех же домах, где бывал и Толстой, приезжая из Ясной Поляны.
С.П. Воронцова-Вельяминова, правнучка Пушкина, рассказывает: "Я много раз слышала... что Толстой изобразил дочь Пушкина, М. А. Гартунг, в Анне Карениной. Я хорошо помню тетю Машу на склоне лет: до самой старости она сохранила необычайно легкую походку и манеру прямо держаться. Помню ее маленькие руки, живые, блестящие глаза, звонкий молодой голос" 11 ...
(*266) Толстой видел дочь Пушкина и разговаривал с ней на званом вечере у генерала Тулубьева.
Татьяна Андреевна Кузминская, родная сестра Софьи Андреевны Толстой, рассказывает в своих воспоминаниях об этой встрече. "Мы сидели за изящно убранным чайным столом. Светский улей уже зажужжал... когда дверь из передней отворилась, и вошла незнакомая дама в черном кружевном платье. Ее легкая походка легко несла ее довольно полную, но прямую и изящную фигуру".
"Меня познакомили с ней. Лев Николаевич еще сидел за столом. Я видела, как ои пристально разглядывал се. "Кто это?" - спросил он, подходя ко мне. "М-mе Гартунг, дочь поэта Пушкина".- "Да-а,- протянул он,- теперь я понимаю... Ты посмотри, какие у нее арабские завитки на затылке. Удивительно породистые".
Т. А. Кузминская представила Толстого М. А. Гартунг. "Разговора их я не знаю,- продолжает Т. А. Кузминская,- но знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, не жизнью, а наружностью" 12 .
В жизни дочери Пушкина не было ничего похожего на историю Анны Карениной. Но самый тип светской дамы в этом романе оказался связанным с первым впечатлением Толстого от Марии Александровны Гартунг. Все было как в отрывке Пушкина: "гости собирались".. и вдруг вошла она, "в черном кружевном платье, легко неся свою прямую и изящную фигуру". Уже в первых главах романа скользит воспоминание о ней: "Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело".
Почему Толстого так заинтересовал отрывок Пушкина, который начинается словами: "Гости съезжались на дачу"?
Во-первых, потому, что этот отрывок представляет собой нечто совершенно законченное в художественном отношении и вместе с тем как бы открывает "даль свободного романа".
Героиню пушкинского отрывка зовут Вольская. Она входит в залу стремительно: "В сие самое время двери в залу отворились, и Вольская взошла. Она была в первом цвете молодости. Правильные черты, большие черные глаза, живость движений, самая странность наряда, все поневоле привлекало внимание".
У Толстого время как будто замедляет свое движение.
(*267) "В гостиную входила Анна. Как всегда, держась чрезвычайно прямо, своим быстрым, твердым и легким шагом, отличавшим ее от походки других светских женщин, и не изменяя направления взгляда, она сделала те несколько шагов, которые отделяли ее от хозяйки..."
Не только сама пушкинская сцена, но и ее внутренний смысл были очень близки Толстому. "Она ведет себя непростительно",- говорят о Вольской в светском салоне. "Свет еще не заслуживает от нее такого пренебрежения..."- слышится осуждающий голос. Но вместе с тем она привлекает общее внимание и вызывает сочувствие.
"Признаюсь, я принимаю участие в судьбе этой молодой женщины. В ней много хорошего и гораздо менее дурного, нежели думают. Но страсти ее погубят..." Такова Вольская у Пушкина. Но не такова ли и Анна Каренина у Толстого? Это был тот самый "тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя". Пушкинская мысль упала на готовую почву.
Можно сказать, что в "отрывке" "Гости съезжались на дачу" намечен сюжет "Анны Карениной". Но только намечен...
Нужен был весь талант Толстого, чтобы мелькнувшая в интерьере таинственная Вольская превратилась в Анну Каренину, а из "отрывка", из малой эпической "крупицы", возник "роман широкий, свободный".
Но было бы неверным сводить пушкинскую тему "Анны Карениной" только к этому отрывку. Ведь Толстой говорил, что он тогда "с восторгом прочел всего Пушкина".
Его внимание должен был привлечь и роман Пушкина "Евгений Онегин", и то истолкование этого романа, которое было дано в статье Белинского.
"Если его могла еще интересовать поэзия страсти, пишет Белинский о Евгении Онегине,- то поэзия брака не только не интересовала его, но была для него противна". Толстой в своем романе дал полный простор "поэзии страсти" и "поэзии брака". Обе эти лирические темы одинаково дороги Пушкину и Толстому.
На Толстого неотразимое впечатление производила нравственная победа Татьяны над Онегиным. Еще в 1857 году от дочери Карамзина, Е. Н. Мещерской, Толстой слышал запомнившийся ему рассказ о Пушкине, который однажды сказал с удивлением и восхищением: "А вы знаете, ведь (*268) Татьяна-то отказала Онегину и бросила его: этого я от нее никак не ожидал".
Толстому очень нравилось и то, что Пушкин говорил о своей героине как о живом человеке, имеющем свободную волю, и то, как именно поступила Татьяна. Он и сам так же, как Пушкин, относился к персонажам своего романа. "Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы,- говорил Толстой,- они делают то, что должны делать в действительной жизни и как бывает в действительной жизни, а не то, что мне хочется".
Это весьма важное авторское признание Толстого. В "Евгении Онегине" было изображено, "как бывает в действительной жизни". И в "Анне Карениной" изображено то, "как бывает в действительной жизни". Но пути развития сюжета различны.
Толстой с тревогой задумался над тем, что сталось бы с пушкинской Татьяной, если бы она нарушила свой долг. Чтобы ответить на этот вопрос, он должен был написать роман "Анна Каренина". И Толстой написал свой "пушкинский роман".
Его восхищала искренность Татьяны, когда она говорила: "А счастье было так возможно, так близко..." И он сожалел о судьбе Анны, которую все же "погубили страсти". Он был на стороне Татьяны, когда с ужасом и состраданием рисовал злоключения Анны Карениной. Толстой заставляет свою Анну смутно припоминать слова Татьяны: "Она думала о том, как жизнь могла бы быть еще счастлива, и как мучительно она любит и ненавидит его, и как страшно бьется ее сердце".
Как Толстой относился к Анне Карениной?
Одни критики называли его "прокурором" несчастной женщины, считая, что он построил свой роман, как систему обвинений против нее, видя в ней и причину всех страданий, испытываемых ее близкими и ею самой.
Другие называли его "адвокатом" Анны Карениной, считая, что роман есть оправдание ее жизни, апология ее чувств и поступков, которые по существу своему были как будто вполне разумными, но почему-то привели к катастрофе.
И в том и в другом случае роль автора оказывается странной; остается непонятным, почему же он не выдержал до конца своей роли, то есть не дал достаточных оснований (*269)для того, чтобы "осудить" Анну Каренину, и не предложил ничего достаточно ясного для того, чтобы ее "оправдать".
"Адвокат" или "прокурор" - это понятия судебные. А Толстой говорит о себе: "Судить людей я не буду..."
Кто "оправдывает" Анну Каренину? Княгиня Мягкая, которая говорит: "Каренина прекрасная женщина. Мужа ее я не люблю, а ее очень люблю".
Но разве княгиня Мягкая могла предположить или представить себе, что случится с той, которую, по ее словам, она "очень любила", после того, как она оставит и мужа, и сына?
Кто осуждает Анну Каренину? Княгиня Лидия Ивановна, которая хочет вселить "дух осуждения" и в сердце Сережи и готова "бросить камень", если этого не в силах сделать Каренин.
Но разве Лидия Ивановна могла предположить или представить себе, что случится с той, которую она очень не любила и которую так хотела "наказать"?
И разве Вронский мог предположить, что Каренин возьмет на воспитание дочь Анны?
И сама Анна разве могла вообразить, что Вронский даст ей погибнуть и отдаст свою дочь Каренину?
Толстой не признавал права Каренина и Лидии Ивановны "наказывать" Анну Каренину. Ему были смешны наивные слова княгини Мягкой. Что они знали о будущем? Ничего...
Никто из них не видел тайны, которая была скрыта в жизни Анны, той силы самоанализа и самоосуждения, которая росла в ее душе.
По своему непосредственному чувству любви, сострадания и раскаяния она была неизмеримо выше тех, кто осуждал или оправдывал ее.
Когда мать Вронского с ненавистью сказала о ней: "Да, она кончила так, как и должна была кончить такая женщина", Кознышев, брат Левина, ответил: "Не нам судить, графиня".
Эту общую мысль: "Не нам судить" - Толстой и высказал в самом начале своей книги, в эпиграфе: "Мне отмщение, и Аз воздам".
Толстой предостерегает от поспешного осуждения и легкомысленного оправдания, указывает на тайну человеческой души, в которой есть бесконечная потребность добра и свой "высший суд" совести.
(*270) Такой взгляд на жизнь вполне отвечал общим этическим воззрениям Толстого. Его роман учит "уважению к жизни".
В "Войне и мире" и в "Анне Карениной" Толстой принимает на себя роль строго правдивого летописца, который следит за тем, как "работает судьба", как совершаются события, открывая постепенно внутреннюю "связь вещей".
В "Войне и мире" он говорил о таинственной глубине народной жизни. В "Анне Карениной" он пишет о тайне "истории души человеческой". И в том и в другом случае Толстой остается самим собой. Его художественный мир имеет свои оригинальные законы, с которыми можно спорить, но которые нужно знать.
В "Анне Карениной" Толстой "не судил", а скорбел над судьбой своей героини, жалел и любил ее. Его чувства скорее можно назвать отеческими. Он и сердился, и досадовал на нее, как можно сердиться и досадовать на близкого человека. В одном из своих писем он говорил об Анне Карениной: "Я с ней вожусь, как с воспитанницей, которая оказалась дурного характера. Но не говорите мне о ней дурного, или, если хотите, с m`enagement, она все-таки усыновлена" 13 .
В. К. Истомин, журналист, близкий знакомый Берсов, однажды спросил Толстого, как возник замысел "Анны Карениной". И Толстой ответил: "Это было так же, как теперь, после обеда, я лежал один на этом диване и курил. Задумался ли я очень или боролся с дремотою, не знаю, но только вдруг передо мною промелькнул обнаженный женский локоть изящной аристократической руки..."
Невозможно понять, серьезно ли это рассказывает Толстой или мистифицирует своего собеседника. Во всяком случае, никаких таких "видений" не было в творческой истории других его произведений. "Я невольно начал вглядываться в видение,- продолжает Толстой.- Появилось плечо, шея, и, наконец, целый образ красивой женщины в бальном костюме, как бы просительно вглядывавшейся в меня грустными глазами..."
Все это очень напоминало что-то известное, но что именно, В. К. Истомин как будто не может вспомнить. "Видение (*271) исчезло,- записывает он слова Толстого,- но я уже не мог освободиться от его впечатления, оно преследовало меня и дни и ночи, и, чтобы избавиться от него, я должен был искать ему воплощения. Вот начало "Анны Карениной"..."
Все это было лукавым пересказом известного стихотворения Алексея Константиновича Толстого "Средь шумного бала...". Там есть строки: "Люблю я усталый прилечь, // И, вижу печальные очи, // И слышу веселую речь". Все как рассказывал Толстой: "И грустно я так засыпаю // И в грезах неведомых сплю... // Люблю ли тебя - я не знаю, // Но кажется мне, что люблю..."
Стихотворение "Средь шумного бала..." было написано в 1851 году. Оно обращено к С. А. Миллер: "Средь шумного бала случайно, // В тревогах мирской суеты, // Тебя я увидел, и тайна // Твои покрывала черты..."
С. А. Миллер была женой конногвардейского полковника. Эта история наделала много шума в свете. С. А.Миллер долго не могла добиться развода. Мать А. К. Толстого не одобряла "вертеровской страсти" своего сына.
Но А. К. Толстой смело "пренебрег общественным мнением". И С. А. Миллер шла на разрыв со своей прежней семьей. Толстой знал обо всем этом, как многие другие знали. К тому же Алексей Константинович был его дальним родственником.
"Мне в душу полную ничтожной суеты, // Как бурный вихрь, страсть ворвалась нежданно, // С налета смяла в ней нарядные цветы, // И разметала сад, тщеславием убранный..." - так писал А. К. Толстой в 1852 году в другом стихотворении, обращенном к С. А. Миллер.
Любовь изменила его жизнь. Он был флигель-адъютантом, но в 1861 году вышел в отставку. В 1863 году С. А. Миллер наконец получила развод на условиях, которые позволяли ей выйти замуж за А. К. Толстого...
Вронского звали Алексей Кириллович, он тоже был флигель-адъютантом, и тоже вышел в отставку, и тоже, вместе с Анной, добивался и ждал благоприятного решения судьбы... И ему пришлось столкнуться с законом и с осуждением света.
В романе Вронский изображен как художник-любитель. Во время заграничного путешествия с Анной Карениной он берет уроки живописи в Риме...
А в черновиках романа "Анна Каренина" Вронский (*272) назван поэтом: "Ты нынче увидишь его. Во-первых, он хорош, во-вторых, он джентльмен в самом высоком смысле этого слова, потом он умен, поэт и славный, славный малый".
И здесь важно заметить, что лирика А. К. Толстого, несмотря на скептическое к ней отношение со стороны автора "Анны Карениной", отозвалась в его романе искренними и чистыми звуками: "Условий мелкий сор крутящимся столбом // Из мыслей унесла живительная сила // И током теплых слез, как благостным дождем, // Опустошенную мне душу оросила".
В "Анне Карениной" есть страницы, которые были навеяны воспоминаниями Толстого о его молодости и женитьбе. Левин чертит на зеленом сукне ломберного столика начальные буквы слов, значение которых должна угадать Кити. "Вот,-сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т?" Пишет с соблюдением знаков препинания, которые тоже указывают на смысл слов.
"Буквы эти значили: "когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?" Левин совершенно уверен в том, что Кити не может не понять его сердечной криптограммы: "Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова".
Он ожидал чуда, и чудо свершилось. "Я поняла",- сказала Кити. "Какое это слово? - сказал он, указывая на н, которым означалось слово никогда". "Это слово значит никогда",- сказала она..."
Так или почти так произошло объяснение Толстого с Софьей Андреевной Берс в имении Ивицы, вблизи от Ясной Поляны. "Я следила за его большой, красной рукой и чувствовала, что все мои душевные силы и способности, все мое внимание были энергично сосредоточены на этом мелке, на руке, державшей его",- вспоминает Софья Андреевна.
Толстой писал; "В. м. и п. с. с. ж. и. м. м. с. и н. с.". Буквы эти значили: "Ваша молодость и потребность счастья слишком живо напоминают мне мою старость и невозможность счастья". Толстому тогда было 34 года, а Софье Андреевне - 18. В своих воспоминаниях Софья Андреевна пишет, (*273)что она тогда "быстро и без запинки читала по начальным буквам".
Но сохранилось письмо Толстого, в котором он разъяснял Софье Андреевне значение букв, написанных в Ивицах. Кроме того, в дневнике Толстого тех дней есть запись: "Писал напрасно буквами Соне".
Но в романе все происходит именно так, как того хотел Толстой и о чем мечтала Софья Андреевна: Левин и Кити совершенно понимают друг друга, почти без слов.
Когда Толстой писал свой роман, ему было уже далеко за сорок лет. У него была большая семья, сыновья, дочери... И он вспоминал ранние дни любви, когда он поселился с Софьей Андреевной в Ясной Поляне. В его дневнике 1862 года есть запись: "Неимоверное счастье... Не может быть, чтобы это кончилось только жизнью" 14 . В его памяти живо сохранялись многие подробности того дня, когда он сделал предложение Софье Андреевне Берс, приехав для этого в Москву.
Семья Берса, врача московской дворцовой конторы, жила в Кремле. И Толстой шел к Кремлю по Газетному переулку. "И что он видел тогда, того после уже он никогда не видал. В особенности дети, шедшие в школу, голуби сизые, слетевшие с крыши на тротуар, и сайки, посыпанные мукой, которые выставила невидимая рука, тронули его. Эти сайки, голуби и два мальчика были неземные существа. Все это случилось в одно время: мальчик подбежал к голубю и, улыбаясь, взглянул на Левина; голубь затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на солнце между дрожащими в воздухе пылинками снега, а из окошка пахнуло духом печеного хлеба и выставились сайки. Все это вместе было так необычайно хорошо, что Левин засмеялся и заплакал от радости. Сделав большой круг по Газетному переулку и по Кисловке он вернулся опять в гостиницу..."
Пейзаж Москвы, овеянный сильным лирическим чувством, написан пером великого поэта. В характере Кити есть несомненные черты Софьи Андреевны. Недаром и некоторые страницы ее дневника читаются как комментарий к роману "Анна Каренина".
Но черты Софьи Андреевны есть и в Долли, в ее вечных заботах о детях, о хозяйстве, в ее самоотверженной преданности дому. Не все, конечно, в судьбе Долли схоже с судьбой (*274) Софьи Андреевны. Но С. Л. Толстой имел все основания сказать: "Черты моей матери можно найти в Кити (первое время ее замужества) и в Долли, когда на ней лежали заботы о многочисленных ее детях" 15 .
Те, кто близко знал Толстого и яснополянскую жизнь, узнавали многие знакомые подробности в романе. В годы работы над этой книгой Толстой не вел дневников. "Я все написал в "Анне Карениной",- говорил он,- и ничего не осталось" 16 .
В письмах к друзьям ои ссылался на свой роман как на дневник: "Я многое, что я думал, старался выразить в последней главе" 17 ,- писал он в 1876 году Фету.
Толстой вносил в роман многое из того, что было им самим пережито и испытано. Можно рассматривать "Анну Каренину" как лирический дневник Толстого 70-х годов. Покровское, где живет Левин, очень напоминает Ясную Поляну. Занятия философией, хозяйственные заботы, охота на бекасов и то, как Левин ходил косить с мужиками Калиновый луг,- все это было для Толстого автобиографично, как его дневник.
Сама фамилия Левин, образована от имени Толстого - Лев Николаевич - Лев-ин, или Лёв-ин, потому что в домашнем кругу его называли Лёва или Лёв Николаевич. Фамилия Левин воспринималась многими современниками именно в этой транскрипции.
Однако Толстой никогда не настаивал на таком именно прочтении фамилии главного героя.
"Константина Левина отец, очевидно, списал с себя,- отмечает С. Л. Толстой,- но он взял только часть своего я..." 18 Но в том, что он "взял", было много задушевного. Недаром в роман попала и Ясная Поляна, и рабочий кабинет, тот самый, в котором создавалась "Анна Каренина".
"Кабинет медленно осветился внесенной свечой. Выступили знакомые подробности: оленьи рога, полки с книгами, зеркало, печи с отдушником, который давно надо было починить, отцовский диван, большой стол, на столе откры(*274)тая книга, сломанная пепельница, тетрадь с его почерком..."
Но сколь ни велико сходство Левина с Толстым, столь же очевидно их различие. "Левин - это Лев Николаевич (не поэт)" 19 ,- заметил Фет, как бы вывел историческую и психологическую формулу этого художественного характера. В самом деле, Левин, если бы он был поэтом, наверное, написал бы "Анну Каренину", то есть стал бы Толстым.
"Лёвочка, ты - Левин, но плюс талант,- шутя говорила Софья Андреевна.- Левин нестерпимый человек" 20 . Левин в романе казался временами Софье Андреевне нестерпимым, потому что он и в этом очень напоминал ей Толстого. Фет не был согласен с мнением Софьи Андреевны и говорил, что для него весь интерес романа сосредоточен именно в характере Левина. "Для меня,- пишет Фет,- главный смысл в "Карениной" - нравственно свободная высота Левина" 21 .
С Левиным связаны мысли Толстого о времени и философии хозяйства, о верности долгу и постоянстве (недаром его героя зовут Константин), о преемственности наследственного уклада жизни. Он кажется очень уравновешенным и спокойным человеком.
Но и Левина коснулись многие сомнения и тревоги, которые обуревали Толстого. Ведь и сам Толстой тогда хотел жить "в согласии с собой, с семьей", однако у него возникали уже новые философские и жизненные побуждения, которые приходили в противоречие с установившимся укладом барской усадьбы.
В Покровском варят варенье, пьют чай на террасе, наслаждаются тенью и тишиной. А Левин по дороге из усадьбы в деревню думает: "Им там все праздник, а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых жить нельзя". "Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче".
Именно в 70-е годы, когда Толстой писал "Анну Каренину", он постепенно переходил на позиции патриархального крестьянства, отступая все дальше от привычного (*276) образа мыслей человека, воспитанного в традициях дворянской культуры, хотя глубокое сочувствие крестьянству было одной из благороднейших традиций русских дворян со времен декабристов.
Два главных героя романа - Анна Каренина и Левин - схожи друг с другом именно тем, что оба они проходят через крутую ломку своих убеждений и испытывают недовольство своей жизнью, питая в душе "смутную надежду найти поправки". Каждому из них Толстой отдал частицу своей души.
И Анна и Левин одинаково хорошо знают, что такое жизнь "под угрозой отчаяния". Оба они испытали на себе горечь "отпадения" и опустошающую "переоценку ценностей". И в этом смысле они так же, как автор романа, принадлежали своему тревожному времени.
Но "отпадение" Анны и Левина совершается по-разному и ради различных целей. В романе Толстого есть глубокая внутренняя последовательность и связь сюжетных идей. Несмотря на все различие судеб они являются главными героями единого романа.
Любовь Анны сжимает весь мир в одну сверкающую точку собственного "я", которая сводит ее с ума, доводит до отчаяния и гибели. "Моя любовь делается все страстнее и себялюбивее",- говорит Анна. Толстой указал на парадоксальную диалектику души, в которой любовь вдруг превращается в ненависть, когда сосредоточивается на самой себе, не видя ничего вокруг, достойного другой, еще большей любви.
Отпадение Левина было иного рода. Его мир необычайно расширяется, бесконечно растет с той минуты, когда он вдруг сознал свое родство с великим народным миром. Левин искал "общей жизни человечества", и Толстой признавался: "Спасло меня только то, что я успел вырваться из своей исключительности..."
Такова была мысль Толстого, положенная в основу художественной концепции его романа, где себялюбие и человеколюбие очерчивают разными радиусами "тесный" и "просторный" круг бытия.
В 1873 году, написав первые страницы нового сочинения, Толстой сообщил одному из своих корреспондентов, что роман этот "будет готов, если бог даст здоровья, через (*277) 2 недели" 22 . Он был здоров, работа шла хорошо, но роман не только не был готов через две недели, но и через два года он все еще продолжал писать "Анну Каренину".
Лишь в 1875 году в первых номерах журнала "Русский вестник" появились первые главы "Анны Карениной". Успех был огромным. Всякая новая глава "подымала все общество на дыбы,- пишет А. А. Толстая,- и не было конца толкам, восторгам, и пересудам, и спорам..." 23 .
Наконец, в 1878 году роман вышел в свет отдельным изданием в трех томах. Следующее отдельное издание появилось лишь в 1912 году, в следующем веке... Роман Толстого до 1917 года печатался только в составе полного собрания художественных сочинений Толстого.
Первоначальный замысел романа казался Толстому "частным". "Замысел такой частный,- говорил он,- и успеха большого не может и не должно быть". Но, ступив на "романическую дорогу", Толстой подчинялся внутренней логике сюжета, который разворачивался как бы помимо его воли. "Я часто сажусь писать одно,- признавался Толстой,- и вдруг перехожу на более широкие дороги: сочинение разрастается".
Так "Анна Каренина" стала настоящей энциклопедией русской жизни 70-х годов XIX века. И роман наполняется множеством "реалий" - подробностей общественной и духовной жизни современной России. Чуть ли не на каждой странице газет и журналов тех лет можно найти "пояснения", "дополнения", "комментарии", а иногда, кажется, и источники, тех или иных сцен романа.
В 1872 году во французском театре Петербурга гастролировали известные актрисы Стелла Колас и Делапорт. Они с огромным успехом выступали в пьесе Анри Мельяка и Людовика Галеви "Фру-Фру". "После отъезда г-жи Стелла-Колас пьесу эту возобновить уже было невозможно,- говорилось в газете "Голос",- и она уже в нынешний весенний сезон была снята с репертуара".
Пьеса была издана в переводе на русский язык в 1871 году и потом переиздавалась неоднократно. Это была очень модная вещь. И память о Делапорт, игравшей главную (*278) героиню Жильберту, надолго сохранилась в сердцах ее поклонников. Одним из поклонников пьесы "Фру-Фру" был и Вронский.
А. Мельяк и Л. Галеви известны также как составители либретто знаменитых оперетт Жака Оффенбаха "Прекрасная Елена", "Синяя борода", "Орфей в аду". Все эти оперетты с огромным успехом шли в Париже, а в 1870 году театр-Буфф открылся и в Петербурге. В "Анне Карениной" несколько раз упоминается "Прекрасная Елена", полная насмешек над "обманутым мужем"...
Вронский большой любитель оперетты и "досиживает до конца в Буффах". И вот откуда он позаимствовал кличку для своей лошади - Фру-Фру. Таков был вкус Вронского. И надо сказать, что он был человек во вкусе своего времени.
В романе говорится, что Левин "встречал в журналах статьи о происхождении человека". Это была едва ли не самая "жгучая проблема" 70-х годов. В 1870 году в двух томах вышла в свет книга Чарлза Дарвина "Происхождение человека" в переводе И. М. Сеченова.
В русский язык и в общественное сознание входили такие понятия, как "естественный отбор", "борьба за существование"... Вокруг теории Дарвина возникли горячие споры. Споры эти выходили далеко за пределы собственно научных проблем.
В журнале "Вестник Европы" в 1875 году печаталась статья И. Мечникова "Антропология и дарвинизм". В журнале "Русский вестник" были помещены "Философско-критические этюды" А. П. Лебедева - "Учение Дарвина о происхождении мира органического и человека". В "Заре" печаталась статья о Дарвине "Переворот в науке", написанная Н. Н. Страховым.
Толстой настороженно относился к попыткам перенести на человеческое общество "звериные законы" борьбы за существование, уничтожение "слабых" "сильными", которые делались тогда некоторыми последователями Дарвина, создававшими так называемый "социальный дарвинизм".
Мимо собственно научного значения мысли Дарвина об эволюции органического мира Толстой прошел равнодушно, потому что его больше занимали этические вопросы философии и теории познания.
"Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику, по университету, основ естество(*279)знания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого, которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум".
То, что Левин был естественником по университету, указывает на его принадлежность к поколению 60-х годов. Но в 70-е годы, в духе нового времени, он уже отходит от естествознания к истории и философии, что тоже было признаком нового времени.
Казалось бы, какая связь между Дарвином, Фру-Фру и опереттой? А между тем есть такие странные сочетания имен, которые принадлежат своему времени и характеризуют его.
70-е годы - это и "развеселое время", о котором Некрасов насмешливо сказал: "Заехать в Буфф - одна утеха", и "серьезное время" новых "ответов" науки на старые "вопросы жизни", о чем писал А. К. Толстой в своем "послании о дарвинизме": "Всход наук не в нашей власти, // Мы их зерна только сеем..."
Когда Н. К. Михайловскому, наблюдательному публицисту 70-х годов, понадобилось указать на самые колоритные имена этой поры, он назвал Дарвина и Оффенбаха. Это было время Анны Карениной...
Есть еще одна "подробность времени", которая имеет и реальный, и символический смысл в романе,- железная дорога. Сколько написано прекрасных страниц о значении страшного мужика, который является во сне Анне Карениной и что-то шепчет ей "под чепчик"...
Между тем это был не только "миф", вымысел или символ, а реальный человек реального мира. В 70-е годы "чугунка" постепенно входила в быт. Она и пугала, и притягивала воображение современников.
Катастрофы и несчастные случаи на железной дороге производили ошеломляющее впечатление. "Что ни дорога, то душегубка",- говорилось во "Внутреннем обозрении" "Отечественных записок". "Железные дороги - душегубка",- писал Некрасов в поэме "Современники". В "Отечественных записках" говорилось: "Изувеченные на железных дорогах, семейства их, равно как и семейства убитых, остаются безо всяких средств пропитания..."
Когда Облонский узнал, что поезд, на котором приехала Анна Каренина, раздавил сцепщика, он в смятении (*280) побежал к месту происшествия, а потом, страдая, морщась, готовый заплакать, все повторял: "Ах, Анна, если бы ты видела! Ах, какой ужас!"
Сцепщик этот был простой мужик, может быть, из разоренного владения Облонского, пустившийся искать счастья на тех же путях, что и его барин. Ведь и Облонский ищет места в "Обществе взаимного баланса южно-железных дорог"... "Ах, какой ужас! - говорит Облонский.- Он один кормил огромное семейство..."
"Нельзя ли что-нибудь сделать для нее?" - спрашивает Анна Каренина. И Вронский молча покидает вагон, где происходит этот разговор, чтобы передать помощнику начальника станции 200 рублей для несчастной семьи...
В современном романе Толстого все было современным: и общий замысел, и подробности. И все, что попадало в поле его зрения, приобретало обобщенный смысл. Например, железная дорога. Она была в те годы великим техническим новшеством, переворотившим все привычные представления о времени, пространстве и движении. Так что и само представление о жизни современного человека уже было неотделимо от впечатлений, почерпнутых на станциях, в вокзальной толпе, на железных путях эпохи.
В художественной концепции романа Толстого очень резко прочерчены социальные контуры явлений. Сколько бы мы ни говорили о психологической глубине душевной драмы Анны Карениной, о "страстях, погубивших ее", мы по необходимости должны будем вернуться к "фарисейским жестокостям" ее времени.
Анна Облонская в шестнадцать лет была выдана замуж своими тетушками за "молодого губернатора" и оказалась во власти закона о нерасторжимости брака. Каренин отнимает у Анны письма Вронского. И по закону, как глава семьи, он имел право на просмотр переписки всех своих домашних. Закон целиком на его стороне. Анна боится, что он "отнимет сына", и по закону он имел такое право.
У Анны нет никаких прав, и она это очень больно чувствует. В сущности, ее положение было безвыходным. Добиваясь развода, она добивалась абсурда. Если бы Каренин дал ей развод, указав на ее вину, то есть доказав очевидное, а именно то, что она покинула семью и уехала с Вронским (*281)в Италию, она бы утратила право вступить в новый брак. Ей предстояло пройти через церковное покаяние и навеки отказаться от Вронского.
"Принявший на себя вину,- говорилось в обозрении газеты "Голос",-сверх того, что предается покаянию (покаяние по решению суда - характеристическая особенность нашего законодательства), лишается еще и права вступить в новый брак". Эта газетная статья читается как попутное примечание к роману Толстого.
Для того чтобы Анна могла выйти замуж за Вронского, нужно, чтобы Каренин при разводе принял вину на себя. Но Каренин считал, что это было бы "обманом перед законом божеским и человеческим", как сказано в черновиках романа. Поэтому он медлит, зная, что разбирательство по закону (он уже побывал у адвоката) погубит Анну...
Анна Каренина нигде не "заявляет решительного протеста" против законов и обычаев своей среды, как это делали "новые женщины". Но и она во многом принадлежит к новому поколению. Толстой считал, что объяснять новые требования жизни одним влиянием "нигилистических" теорий наивно... Эти требования уже ясно чувствуются повсюду.
Вот и великосветская дама ищет для себя какой-то независимой деятельности. Анна Каренина пишет "роман для детей". И издатель Воркуев, который появляется в ее салоне, называет ее книгу замечательной. Многие из английских романов, которые Анна получала из книжных магазинов, были написаны женщинами.
В известной в свое время книге "Подчиненность женщины" Дж. Ст. Милль говорил, что стремление женщины к самостоятельному научному и литературному труду свидетельствует о развившейся в обществе потребности равной свободы и признания женских прав. "Женщины читающие, а тем более пишущие,- отмечает Милль,- суть несообразность и элемент вечных смут при существующем порядке вещей".
Толстой не придает особенного значения литературным трудам Анны Карениной, говорит, что это было лишь средство избавиться от гнетущего чувства тоски; но все же он счел нужным указать на ее стремление к самостоятельному труду и знанию. Роман улавливал все живые "веяния времени".
(*282) ...В "Анне Карениной" есть точно датированные эпизоды - проводы добровольцев на войну в Сербию (лето 1876 года).
Если идти от этой даты к началу романа, то весь хронологический порядок событий прояснится с полной отчетливостью.
Недели, месяцы, годы Толстой отмечал с такой последовательностью и точностью, что он мог бы повторить слова Пушкина: "Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю".
Анна Каренина приехала в Москву в конце зимы 1873 года. Трагедия на станции Обираловка произошла весной 1876 года. Летом того же года Вронский уехал в Сербию.
Хронология романа строилась не только на календарной последовательности событий, но и на определенном выборе подробностей из современной жизни.
Толстой как бы незаметно для себя ступил с романической дороги вымысла на реальный путь истории. И дело тут вовсе не в количестве и резкости "примет времени", а в ощущении социального движения, в чувстве великих исторических перемен в семейной и общественной жизни пореформенной эпохи.
В третьей части романа есть сцены, в которых мы видим Левина в кругу его соседей-помещиков. Среди них есть замечательно характерные и умные люди. Левин внимательно прислушивается к их разговорам.
Левин знал, что "патриархальные приемы" хозяйствования устарели, не верил в "рациональные принципы" буржуазной политической экономии. Для него суть дела состоит "в рабочей силе - главном элементе хозяйства". Он как бы случайно выводит историческую формулу своей эпохи: "У нас теперь, когда все это переворотилось и только укладывается, вопрос о том, как уложатся эти условия, есть только один важный вопрос в России".
Эта формула привлекала внимание В. И. Ленина. В своей статье "Лев Толстой и его эпоха" он указывал на слова Левина как на ключ и разгадку всей пореформенной эпохи.
"У нас теперь все это переворотилось и только укладывается",- трудно себе представить более меткую характеристику периода 1861-1905 годов",- пишет В. И. Ленин. Этого одного достаточно, чтобы назвать Толстого не только великим художником, но и великим историком.
(*283)...Перечитывая Толстого, всегда с неизменным удивлением замечаешь, что в "Анне Карениной" нас больше всего привлекает даже не Анна Каренина, а именно "Анна Каренина", роман исторический, современный, философский, социальный, лирический, словом, сама книга как художественное целое.
И здесь хотелось бы привести слова Александра Грина, автора "Алых парусов", из его статьи "Скромное о великом": "Читая "Анну Каренину", с изумлением, подавленностью убеждаешься, что здесь изображена, главным образом, вся русская жизнь того времени, вся русская душа в ее целом, а уже затем, в огромном узоре этом, в этой сплошной толпе лиц, страданий, судеб уделяешь необходимое внимание интриге собственно романической".
Своеобразию содержания романа Толстого отвечала и его форма. И в этом отношении "Анна Каренина" напоминает "Евгения Онегина" Пушкина. Определяя жанр своей книги. Толстой воспользовался термином Пушкина "свободный роман". "Анна Каренина", пишет Толстой, это "роман, широкий, свободный", в который "без напряжения" входило все то, "что кажется мне понятым мною с новой, необычной и полезной людям стороны".
Так Толстой "принес дань уважения" Пушкину, тому, кто однажды "разрешил его сомнения", указав ему на "даль свободного романа". Свою задачу художника он видел не в том, чтобы "неоспоримо разрешить вопрос", а в том, чтобы научить любить жизнь "во всех ее проявлениях". "Ежели бы мне сказали, что то, что я пишу, будут читать теперешние дети лет через 20,- пишет Толстой,- и будут над ним плакать и смеяться" и научатся любить жизнь, "я бы посвятил ему всю свою жизнь и все свои силы".
С тех пор как Толстой сказал эти слова, прошло не двадцать, а много больше лет. Целый век прошел... Но его слова не утратили своей живой интонации. Они как будто сказаны сегодня и обращены к нам, к тем, кто перечитывает сейчас или впервые открывает его бессмертные книги.
1 С. А. Толстая. Дневники в 2-х томах, т. 1, 1862-1900. М., "Художественная литература", 1978, с. 500.
2 П. И. Бирюков. Биография Л. Н. Толстого в 4-х томах, т. 2. М., Госиздат, 1923, с. 96.
3 Н. Н. Гусев. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, 1828- 1890. М., Гослитиздат, 1958, с. 403.
4 Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч. в 90 томах, т. 62. М., Гослитиздат, 1928-1963, с. 16.
5 С. А. Толстая. Дневники в 2-х томах, т. 1, с. 497.
6 Л.Н. Толстой. Полн. собр. соч. в 90 томах, т. 61 с 332:
7 Там же, т. 62, с. 25.
8 Там же, т. 61, с. 291.
9 Н. Н. Гусев. Толстой в расцвете художественного гения. 1862-1877. М., 1928, с. 223.
10 С. Л. Толстой. Очерки былого. Тула, 1965, с. 54. 264
11 Т. А. Кузминская. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Тула, 1964, с. 501.
12 Т. А. Кузминская. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Тула, 1964, с. 464-465.
13 M`enagement-бережно, щадя (франц.)
14 Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч. в 90 томах, т. 48, с. 46.
15 С. Л. Толстой. Очерки былого. Тула, 1965, с. 54.
16 Л Н. Толстой. Полн. собр. соч. в 90 томах, т. 62, с. 240.
17 Там же, с. 272.
18 С. Л. Толстой. Очерки былого, с. 54.
19 Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями в 2-х томах, т. 1. М., "Художественная литература", 1978, с. 434.
20 Т.А.Кузминская. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне, 1964, Приокское книжн. изд-во, с. 269.
21 Л. Н. Толстой. Переписка с русскими писателями, в 2-х томах, т. I, с. 450.
22 Л. Н. Толстой. Полн. собр. соч. в 90 томах, т. 62, с. 16.
23 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой. СПб, 1911, с. 273
На которую отправляется Вронский.
Итак, роман был издан полностью. Следующее издание (целиком) было в 1878 году.
Потому «живой, горячий и законченный роман» будет современным в любую историческую эпоху.
Роман, затрагивающий «близкие лично каждому» чувства, стал живым упрёком современникам, которых Н. С. Лесков иронично назвал «настоящие светские люди» .
Лев Толстой описывал эпоху «упадка древней цивилизации» , писатель ощущал приближение перемен в жизни дворянского общества, но не мог предвидеть, какой они обернутся катастрофой менее чем через полвека.
В последней, восьмой части Л. Н. Толстой как раз показывает отсутствие интереса к «труду» под названием «Опыт обзора основ и форм государственности в Европе и в России». Рецензию на книгу, над которой Сергей Иванович Кознышев (брат Лёвина) трудился 6 лет, написал молодой невежественный фельетонист, выставив его посмешищем. По причине неудачи своей книги Кознышев весь отдался славянскому вопросу в сербской войне.
Он признавал, что газеты печатали много ненужного и преувеличенного, с одною целью - обратить на себя внимание и перекричать других. Он видел, что при этом общем подъёме общества выскочили вперед и кричали громче других все неудавшиеся и обиженные: главнокомандующие без армий, министры без министерств, журналисты без журналов, начальники партий без партизанов. Он видел, что много тут было легкомысленного и смешного …
Персонажи романа
Окружение Льва Николаевича Толстого - это современное общество Анны Облонской - Карениной. Наблюдения Толстого за чувствами и мыслями реальных людей стали «художественным изображением жизни» персонажей романа.
В романе Толстого нет совпадений. Путь начинается с железной дороги , без которой сообщение было невозможным. По пути из Петербурга в Москву княгиня Вронская рассказывает Анне Карениной о своем сыне Алексее. Анна приезжает для примирения Долли с братом Стивой, уличённым в измене, и который «кругом виноват». Вронский встречает мать, Стива - сестру. Под колёсами гибнет сцепщик… Кажущаяся «событийная упорядоченность» лишь раскрывает и показывает состояние внутреннего хаоса и смятения героев - «все смешалось». И «густой свисток паровоза» не заставляет героев очнуться от своего надуманного сна, он не разрубает узел, наоборот, он усиливает тоску героев, которые впоследствии проходят через грань последнего отчаяния. Гибель сцепщика под колесами паровоза стала «дурным предзнаменованием», «прекрасный ужас метели» символизировала скорое разрушение семьи.
Насколько кошмарным становится положение Анны, от которой отвернулся свет, и представители которого не рискуют общаться домами с «преступной женщиной», очевидно из последовательности событий.
Ослеплённый любовью молодой граф Вронский следует за ней, как тень, что само по себе представляется вполне симпатичным для обсуждения в светской гостиной дома Бетси Тверской. Замужняя Анна может предложить лишь дружбу и не одобряет поступок Вронского по отношению к Кити Щербацкой.
Ничто не предвещало большой беды. Светская княгиня советовала Анне Аркадьевне: «Видите ли, на одну и ту же вещь можно смотреть трагически и сделать из неё мучение, и смотреть просто и даже весело. Может быть, вы склонны смотреть на вещи слишком трагически».
Но Анна во всех событиях видела знаки судьбы. Анна видит во сне смерть при родах: «родами умрёте, матушка» , она постоянно думала о смерти и отсутствии будущего. Но судьба даёт второй шанс (как и Вронскому, при попытке застрелиться), Анна не умирает, но врач облегчает её боль морфином .
Для Анны станет невыносимой потеря сына , который будет расти в доме строгого отца, с презрением к покинувшей его матери.
Она мечтает о невозможном: соединить в одном доме двух самых дорогих людей, Алексея Вронского и сына Серёжу. Все попытки мягкого и рассудительного брата Стивы добиться от Каренина развода и оставить Анне сына, не увенчались успехом. Все поступки государственного мужа Каренина происходили под влиянием законов светского общества, лести его тщеславию графини Лидии Ивановны, и «согласно религии».
Выбор был таков: «Счастье великодушного прощения» или желание любить и жить.
Толстой отчётливо критикует «старый обычай» , законодательно сложный бракоразводный процесс , который становится практически невозможным и осуждаемым в свете.
Скорее она хотела избавить всех от себя. Анна приносит всем несчастье, «разваливая» личности по кусочкам, лишая их внутреннего покоя.
Прототипы. Характеры. Образы
Константин Лёвин
Лёва, Лев Николаевич Толстой. Был нарисован в романе как типичный образ русского идеалиста, но он показывает далеко не лучшую часть своего «я» .
Откровения дневника Льва Николаевича, в котором он добросовестно записывал все свои интимные переживания , произвели перед свадьбой на Софью Андреевну угнетающее впечатление. Толстой чувствовал перед ней свою ответственность и вину.
Лёвин не без внутренней борьбы передал ей свой дневник. Он знал, что между им и ею не может и не должно быть тайн, и потому он решил, что так должно; но он не дал себе отчета о том, как это может подействовать, он не перенесся в неё. Только когда в этот вечер он приехал к ним пред театром, вошел в её комнату и <…> понял ту пучину, которая отделяла его позорное прошедшее от её голубиной чистоты, и ужаснулся тому, что он сделал .
Через два дня после женитьбы на 18-летней Софье Берс , 34-летний Лев Николаевич писал своей бабушке : «У меня постоянно чувство, как будто я украл незаслуженное, не мне назначенное счастье. Вот она идёт, я её слышу, и так хорошо» (из письма к А. А. Толстой 28 сентября 1862) . Эти переживания отражены в настроениях Лёвина и Кити:
Она простила его, но с тех пор он ещё более считал себя недостойным её, ещё ниже нравственно склонялся пред нею и ещё выше ценил своё незаслуженное счастье .
Николай Лёвин
Дмитрий Николаевич Толстой. Был аскетичен, строг и религиозен, в семье его прозвали Ноем . Затем начал кутить, выкупил и забрал к себе продажную Машу.
Анна Каренина (Облонская)
В 1868 году в доме генерала Тулубьева Л. Н. Толстой повстречал Марию Александровну Гартунг , дочь Пушкина. Толстой описал некоторые черты её внешнего облика: тёмные волосы, белые кружева и маленькая лиловая гирлянда анютиных глазок.
По внешнему облику и семейному положению, описанному Л. Н. Толстым, прототипом могла быть Александра Алексеевна Оболенская (1831-1890, ур. Дьякова) , жена А. В. Оболенского и сестра Марии Алексеевны Дьяковой, бывшей замужем за С. М. Сухотиным.
Характер
Судьба
Анна Степановна Пирогова, которую несчастная любовь привела к гибели, в 1872 году (из-за А. Н. Бибикова) Из воспоминаний Софьи Андреевны:
Л. Н. Толстой ездил в железнодорожные казармы, чтобы увидеть несчастную .
Ситуация
Развод был весьма редким явлением. И много шума в свете наделала история женитьбы Алексея Константиновича Толстого на С. А. Бахметьевой , ради него покинувшей мужа Л. Миллера (племянника Е. Л. Толстой). До брака с Л. Миллером, Софья Бахметева родила дочь Софью (в замужестве Хитрово) от князя Г. Н. Вяземского (1823-1882), который дрался на дуэли с её братом и убил его . А. К. Толстой посвятил ей строки: «Средь шумного бала…».
Также непростой историей оказалась ситуация в роду Толстых-Сухотиных-Оболенских:
Жена камергера Сергея Михайловича Сухотина (1818-1886) Мария Алексеевна Дьякова в 1868 году добилась развода и вышла за С. А. Ладыженского .
Его сын, Михаил Сергеевич Сухотин (1850-1914), женился на дочери Л. Н. Толстого, Татьяне Львовне , а первой его женой была Мария Михайловна Боде-Колычева, от брака с которой было пятеро детей (впоследствии дочь Наталья вышла замуж за Николая Леонидовича Оболенского (1872-1934), сына племянницы Л. Н. Толстого Елизаветы, ранее женатого на его дочери Марии).
Соединив в Анне Карениной: образ и внешность Марии Гартунг, трагическую историю любви Анны Пироговой и случаи из жизни М. М. Сухотиной и С. А. Миллер-Бахметьевой, Л. Н. Толстой оставляет именно трагический финал. «Мнѣ отмщеніе, и Азъ воздамъ » (Вт 12:19).
Развитие образа
В первоначальном замысле Л. Н. Толстого героиней романа была Татьяна Сергеевна Ставрович (Анна Аркадьевна Каренина), муж её - Михаил Михайлович Ставрович (Алексей Александрович Каренин), возлюбленный - Иван Петрович Балашев (Алексей Кириллович Вронский). Образы немного отличались.
«Было что-то вызывающее и дерзкое в её одежде и походке и что-то простое и смиренное в её лице с большими чёрными глазами и улыбкой такой же как у брата Стивы».
В предпоследнем, девятом варианте рукописи романа, Л. Н. Толстой уже описывает кошмар Анны:
Она заснула тем тяжёлым мёртвым сном, который дан человеку, как спасение против несчатия, тем сном, которым спят после свершавшегося несчастия от которого надо отдохнуть. Она проснулась утром не освеженная сном. Страшный кошмар представился в сновидениях ей опять: старичок-мужичок с взлохмаченной бородой что-то делал, нагнувшись над железом, приговаривая Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir. Она просыпалась в холодном поте. <…> «Надо жить, - сказала она себе, - всегда можно жить. Да, несносно жить в городе, пора в деревню» .
Работа над романом тяготила Л. Н. Толстого («я поневоле засел писать»), он часто откладывал его, занимаясь образовательными программами («я отрываюсь от людей реальных к вымышленным»); и был равнодушен к его успеху. В письме к А. А. Фету он говорил, что «скучная и пошлая Анна К. ему противна… Моя Анна надоела мне, как горькая редька»
Кроме того, издателей смущала своим откровением , в которой «невозможная, ужасная и тем более обворожительная мечта сбылась, но превратилась для Анны в чувство физического унижения».
В феврале 1875 года Л. Н. Толстой писал М. Н. Каткову : «В последней главе не могу ничего тронуть. Яркий реализм, есть единственное орудие, так как ни пафос, ни рассуждения я не могу употреблять. И это одно из мест, на котором стоит весь роман. Если оно ложно, то все ложно» .
Однако 16 февраля 1875 года, после прочтения этой главы Б. Н. Алмазовым , и заседания Общества любителей российской словесности по этому поводу, Л. Н. Толстой получил приветственную телеграмму от имени членов Общества.
В первоначальном варианте романа героиня получает развод и живёт с любовником, у них двое детей. Но образ жизни меняется, их «как ночных бабочек окружают дурно воспитанные писатели, музыканты и живописцы». Словно привидение появляется бывший муж, несчастный «осунувшийся, сгорбленный старик», который купил у оружейника револьвер, чтобы убить жену и застрелиться самому , но затем приезжает в дом к своей бывшей жене: «Он является к ней как духовник и призывает её к религиозному возрождению». Вронский (Балашёв) и Анна (Татьяна Сергеевна) ссорятся, он уезжает, она оставляет записку, уходит, и через день её тело находят в Неве .
Алексей Вронский
Граф Алексей Кириллович Вронский, в первоначальном варианте романа - Иван Петрович Балашёв, затем Удашёв, Гагин .
Прототип
Образ Вронского в свете. «Вронский был наделён редкими качествами: скромностью, учтивостью, спокойствием и достоинством. По семейному преданию Вронский носил серебряную серьгу в левом ухе, в свои 25 лет носил бороду и начал лысеть» .
Образ Вронского на скачках. У Л. Н. Толстого есть очень подробное и образное описание скачек, по рассказам князя Д. Д. Оболенского . «Коренастая фигура, весёлое твёрдое и загорелое лицо, блестящие устремлённые вперёд глаза» .
Вронский глазами Анны. «Твёрдое нежное лицо. Покорные и твёрдые глаза, просящие любви и возбуждающие любовь» .
Вронский на войне (после гибели Анны). Прошло два месяца… Русские офицеры участвуют в сербо-черногоро-турецкой войне , начавшейся в июне 1876 года. 12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. На вокзале Стива встречает Вронского «в длинном пальто и в чёрной с широкими полями шляпе шедшего под руку с матерью. Облонский шёл подле него, что-то оживленно говоря. Вронский, нахмурившись, смотрел перед собою, как будто не слыша того, что говорит Степан Аркадьич. <…> Он оглянулся … и молча приподнял шляпу. Постаревшее и выражавшее страдание лицо его казалось окаменелым» . - Л. Н. Толстой
Алексей Александрович Каренин
В первоначальном варианте романа - Михаил Михайлович Ставрович .
Характер
Фамилия героя произошла от греческого Кареон - голова. У Каренина рассудок преобладает над чувством. С 1870 года Лев Толстой изучал греческий язык и мог читать Гомера в подлиннике.
Прототипы
По замыслу, Каренин был «человеком очень добрым, целиком ушедшим в себя, рассеянным и не блестящим в обществе, такой - учёный чудак», с явным авторским сочувствием рисовал образ Л. Н. Толстой. Но в глазах Анны - он монстр, к тому же «он глуп и зол».
Графиня Лидия Ивановна
Вместо графини Лидии Ивановны в рукописи Л. Н. Толстого фигурирует сестра Каренина, Мария Александровна Каренина (Мари), заботливо занимающаяся воспитанием его сына, имя которого - Саша .
Добродетельные наклонности Мари обратились не на добрые дела, но на борьбу с теми, которые им мешали. И как нарочно в последнее время все не так всё делали для улучшения духовенства и для распространения истинного взгляда на вещи. И Мари изнемогала в этой борьбе с ложными толкователями и врагами угнетённых братьев, столь близких сердцу, находя утешение лишь в малом кружке людей .
Также она некоторыми чертами напоминает дочь Анны Андреевны Щербатовой и председателя Государственного совета при Александре II Д. Н. Блудова , Антонину Дмитриевну (1812-1891), религиозную даму, занимавшуюся благотворительностью . Её сестру звали Лидией.
Примечательный факт: в романе вскользь упоминается некий сэр Джон, миссионер из Индии, имевший отношение к графине Лидии Ивановне.
В Ясную Поляну, имение Толстых, приезжал миссионер из Индии Mr. Long, скучный и малоинтересный, который постоянно спрашивал на плохом французском: «Avez-vous été à Paris?»
Стива Облонский
Степан Аркадьевич Облонский, брат Анны Карениной
Образ и прототипы
Характер
Здравствуйте, Степан Аркадьич, - сказала Бетси, встречая входившего сияющего цветом лица, бакенбардами и белизной жилета и рубашки, молодцеватого Облонского <…> Степан Аркадьевич, добродушно улыбаясь отвечал на вопросы дам и мужчин… Охотно описывал свои приключения, рассказывал анекдоты и кучу новостей… Стива всегда был en bonne humeur (в настроении)
Долли Облонская
Супруга Стивы Облонского, мать шестерых детей. Напоминает своей погружённостью в домашние семейные дела и заботы о многочисленных детях Софью Андреевну Толстую . «Имя, не характер» совпадает с Дарьей Трубецкой, женой Д. А. Оболенского .
Князь Щербацкий
Прототип - Сергей Александрович Щербатов, директор московской лосинной фабрики, адъютант генерала И. Ф. Паскевича-Эриванского , друг А. С. Пушкина. Его жена была фрейлиной императрицы Александры Фёдоровны .
Кити
Екатерина Александровна Щербацкая, позже - жена ЛёвинаКнягиня Мягкая
Прообраз княгини Мягкой был описан в главе «Молодец баба», ей же принадлежали слова о Карениной: «Она дурно кончит, и мне просто жаль её». Но в по мере написания книги, образы менялись, в том числе и княгиня Мягкая, она ничуть не завидовала Анне, напротив становилась на её защиту. Фразу «но женщины с тенью дурно кончают» Толстой вложил в уста одной безымянной гостье салона, и княгиня Мягкая парирует: «Типун Вам на язык … и что же ей делать, если за ней ходят как тень? Если за нами никто не ходит, как тень, то это не даёт нам права осуждать». Характеру княгини Мягкой свойственны простота и грубость обращения, за что в свете она получила прозвище enfant terrible . Она говорила простые, имеющие смысл вещи; эффект громко произносимых фраз всегда был одинаков. Мягкая первая сказала про Каренина «он глуп» .
Характером похожа на Д. А. Оболенскую (1903-1982), жену Д. А. Оболенского , входившего в круг великой княгини Елены Павловны
Бетси Тверская
Княгиня Елизавета Фёдоровна Тверская, Вронская, кузина Алексея Кирилловича, жена кузена Анны Облонской (Карениной).В первоначальном варианте - Мика Врасская .
Для Анны Карениной салон Бетси требовал расходов выше её средств. Но именно там она встречала Вронского.
Бетси опекала Анну и приглашала в свой круг, смеясь над кругом графини Лидии Ивановны: «Для молодой хорошенькой женщины ещё рано в эту богадельню…».
У Бетси было сто двадцать тысяч дохода, её салон представлял собой свет балов, обедов, блестящих туалетов, свет, державшийся одной рукой за двор, чтобы не спуститься до полусвета, который члены этого клуба презирали, но с которым вкусы были не только схожими, но одни и те же…
Муж Бетси - добродушный толстяк, страстный собиратель гравюр. <…> Неслышно, по мягкому ковру он подошёл к княгине Мягкой…
В ранних набросках Толстой описывает облик княгини Врасской (Тверской), прозванной в свете «княгиня Нана»: «Худое длинное лицо, живость в движениях, эффектный туалет… Прямая дама с римским профилем», которая говорит про Анну: «Она такая славная милая… И что же ей делать, если Алексей Вронский влюблён и как тень ходит за ней».
Начало повествования
Лев Николаевич прочёл пушкинский отрывок « » и начал писать роман со слов: «Гости после оперы съезжались к молодой княгине Врасской».
Это была сцена (Мики Врасской) после оперного спектакля во французском театре.
У Пушкина обсуждают Вольскую: «…Но страсти её погубят <…> Страсти! Какое громкое слово! Что такое страсти! <…> Вольская около трёх часов сряду находилась наедине с Минским… Хозяйка простилась с ней холодно…»
У Толстого в гостиной появляются сначала Каренины (Ставровичи), затем Вронский (Балашев). Анна Аркадьевна (Татьяна Сергеевна) уединяется с Вронским (Балашевым) за круглым столиком и не расстаётся с ним до разъезда гостей. С тех пор она не получает ни одного приглашения на балы и вечера большого света. Муж, уехавший раньше жены, уже знал : «сущность несчастия уже совершилась… В душе её дьявольский блеск и решимость <…> она полна мыслями о скором свидании с любовником».
И Толстой начал словами:
«Все смѣшалось въ домѣ Облонскихъ» и потом добавил выше строку «Всѣ счастливыя семьи похожи другъ на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему ».
Сюжет
Анна Каренина на картине Г. Манизера
Роман начинается с двух фраз, давно уже ставших хрестоматийными: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских».
В Москву к Облонским приезжает сестра Стивы Облонского - знатная петербургская дама Анна Каренина. Стива встречает Анну на вокзале, молодой офицер встречает свою мать графиню Вронскую. При входе в вагон он пропускает вперёд даму, и предчувствие заставляет их взглянуть ещё раз друг на друга, их взгляд уже светился помимо их воли. Казалось, что они и раньше были знакомы… В этот момент случилось несчастье: вагон подался назад и раздавил сторожа насмерть. Анна приняла этот трагичный случай, как дурное предзнаменование. Анна отправляется в дом к Стиве и выполняет свою миссию, ради которой приехала - примирение его с женой Долли.
Прелестная Кити Щербацкая полна счастья, ожидая встречи с Вронским на балу. Анна, вопреки её ожиданиям, была в чёрном, а не в лиловом платье. Кити замечает мерцающий блеск в глазах Анны и Вронского и понимает, что мир перестал существовать для них. Отказавшая накануне предстоящего бала Лёвину, Кити была подавлена и вскоре заболела.
Анна уезжает в Петербург, Вронский устремляется следом. В Петербурге он словно тень следует за ней, ища встречи, он нисколько не смущается её замужеством и восьмилетним сыном; потому как в глазах светских людей, роль несчастного любовника смешна, но связь с добропорядочной женщиной, муж которой занимает столь солидное положение, представлялась величественной и победоносной. Их влюблённость невозможно было скрыть, но они не были любовниками, однако свет уже вовсю обсуждал даму с тенью , с нетерпением ожидая продолжение романа. Тревожное чувство мешало Каренину сосредоточиться над важным государственным проектом, и он был оскорблён тем впечатлением, столь важным для значения общественного мнения. Анна же продолжала ездить в свет и почти год встречалась с Вронским у княгини Тверской. Единственное желание Вронского и обворожительная мечта о счастье Анны слились в чувстве, что для них началась новая жизнь, они стали любовниками, и ничто уже не будет, как прежде . Очень скоро всем в Петербурге стало об этом известно, в том числе и мужу Анны. Сложившаяся ситуация была мучительно тяжела для всех троих, но выхода из неё никто из них найти не мог. Анна сообщает Вронскому, что беременна. Вронский просит её оставить мужа и готов пожертвовать своей карьерой военного. Но его матери, которая по-началу очень симпатизировала Анне, совсем не нравится такое положение вещей. Анна впадает в отчаяние, роды проходят тяжело и Анна едва не умирает. Её законный муж, Алексей Каренин, до болезни Анны твердо собиравшийся развестись с ней, увидев её страдания во время родов, неожиданно для себя самого прощает и Анну, и Вронского. Каренин разрешает ей дальше жить в его доме, под защитой его доброго имени, только бы не рушить семью и не срамить детей. Сцена прощения - одна из самых важных в романе. Но Анна не выдерживает гнёта великодушия, проявленного Карениным, и забрав с собой новорожденную дочку, уезжает с Вронским в Европу, оставив любимого сына на попечении мужа.
Некоторое время Анна и Вронский путешествуют по Европе, но вскоре понимают, что заняться им собственно нечем. Со скуки Вронский даже начинает баловаться живописью, но скоро бросает это пустое занятие, и они с Анной решают вернуться в Петербург. В Петербурге Анна понимает, что для высшего света она теперь изгой, ни в один из приличных домов её не приглашают, и никто, кроме двух ближайших подруг, её не навещает. Между тем, Вронского принимают везде и всегда ему рады. Эта ситуация всё больше развинчивает нестабильную нервную систему Анны, которая не видит сына. В день рождения Серёжи, тайком, рано утром Анна пробирается в свой старый дом, заходит в спальню к мальчику и будит его. Мальчик рад до слёз, Анна тоже плачет от радости, ребёнок наспех пытается что-то рассказать матери и о чём-то расспросить её, но тут прибегает слуга и испуганно сообщает, что Каренин сейчас зайдёт в комнату сына. Мальчик сам понимает, что матери с отцом встречаться нельзя и мама сейчас уйдет от него навсегда, с плачем он бросается к Анне и умоляет её не уходить. В двери входит Каренин, и Анна, в слезах, охваченная чувством зависти к мужу, выбегает из дома. Больше сын её никогда не видел.
В отношениях Анны с Вронским открывается трещина, разводящая их все дальше и дальше. Анна настаивает на посещении итальянской оперы, где в тот вечер собирается весь большой свет Петербурга. Вся публика в театре буквально тычет в Анну пальцами, а женщина из соседней ложи бросает Анне в лицо оскорбления. Анна в истерике уезжает из театра. Понимая, что и в Петербурге делать им нечего, и они переезжают подальше от пошлого света в имение, которое Вронский превратил в уединённый рай для них двоих и дочки Ани. Вронский пытается сделать имение доходным, внедряет различные новые приемы ведения сельского хозяйства и занимается благотворительностью - строит в имении новую больницу. Анна во всем старается помочь ему.
Параллельно с историей Анны разворачивается история Константина Лёвина, Толстой наделяет его лучшими человеческими качествами и сомнениями, доверяет ему свои сокровенные мысли. Лёвин - довольно богатый человек, у него тоже есть обширное имение, все дела в котором он ведёт сам. То, что для Вронского забава и способ убить время, для Лёвина - смысл существования и его самого и всех его предков. Лёвин в начале романа сватается к Кити Щербацкой. За Кити на тот момент забавы ради ухаживал Вронский. Кити, однако, всерьез увлеклась Вронским и отказала Лёвину. После того, как Вронский следом за Анной умчался в Петербург, Кити даже заболела от горя и унижения, но после поездки за границу оправилась и согласилась выйти замуж за Лёвина. Сцены сватовства, свадьбы, семейной жизни Лёвиных, пронизаны светлым чувством, автор ясно даёт понять, что именно вот так и должна строиться жизнь семейная.
Тем временем, в имении обстановка накаляется. Вронский ездит на деловые встречи и светские рауты, на которых Анна не может его сопровождать, а его влечёт к прежней, свободной жизни. Анна чувствует это, но ошибочно предполагает, что Вронского тянет к другим женщинам. Она постоянно устраивает Вронскому сцены ревности, которые всё больше испытывают его терпение. Чтобы разрешить ситуацию с бракоразводным процессом, они переезжают в Москву. Но, несмотря на уговоры Стивы Облонского, Каренин отменяет своё решение, и он оставляет себе сына, которого уже не любит, потому что с ним связано его отвращение к Анне, как к «презренной оступившийся жене». Шестимесячное ожидание этого решения в Москве превратило нервы Анны в натянутые струны. Она постоянно срывалась и ссорилась с Вронским, который всё больше времени проводил вне дома. В Москве происходит встреча Анны с Лёвиным, который сознает, что эту женщину иначе, как потерянною, назвать уже нельзя.
В мае месяце Анна настаивает на скором отъезде в деревню, но Вронский говорит, что приглашён к матери для важных деловых вопросов. Анне же приходит в голову мысль, что мать Вронского задумала женить Вронского на княжне Сорокиной. Вронскому не удаётся доказать Анне абсурдность этой идеи и он, не в силах уже постоянно ссориться с Анной, едет в имение к матери. Анна же, в один миг осознав, как тяжела, беспросветна и бессмысленна её жизнь, желая примирения, бросается следом за Вронским на вокзал. Перрон, дым, гудки, стук и люди, всё слилось в жутком кошмаре сумбура ассоциаций: Анна вспоминает свою первую встречу с Вронским, и как в тот далекий день какой-то обходчик попал под поезд и был раздавлен насмерть. Анне приходит в голову мысль, что из её ситуации есть очень простой выход, который поможет ей смыть с себя позор и развяжет всем руки. И заодно это будет отличный способ отомстить Вронскому. Анна бросается под поезд. Анна выбрала смерть, как избавление, это был единственный выход, который она, измученная собой и измучившая всех, нашла.
Прошло два месяца. Жизнь не та, что прежде, но она продолжается. Опять вокзал. Стива встречает обречённого Вронского на перроне, и поезд отправляется на фронт. Убитый горем Вронский уехал добровольцем на войну, чтобы там сложить голову. Каренин забрал дочь Анны к себе и воспитывал её как свою, вместе с сыном. У Лёвина и Кити родился первенец. Лёвин обретает спокойствие и смысл жизни в доброте и чистоте мыслей. На этом и заканчивается роман.
Литературная критика
«Великан и пигмеи. Лев Толстой и современные писатели». Карикатура // Гр. Лев Толстой, великий писатель земли русской, в портретах, гравюрах, живописи, скульптуре, карикатурах / Сост. Пл. Н. Краснов и Л. М. Вольф. - СПб.: Т-во М. О. Вольф, 1903
Театральные постановки
Экранизации романа
Всего в мире насчитывается около 30 экранизаций «Анны Карениной».
Немое кино
- 1910 - Германская империя
- 1911 - Россия . Анна Каренина (режиссёр и сценарист Морис Метр, Москва). Анна Каренина - М. Соротчина
- 1912 - Франция . Анна Каренина. Режиссёр - Альбер Капеллани . Анна Каренина - Жанна Дельвэ
- 1914 - Россия . Анна Каренина (режиссёр и сценарист Владимир Гардин). Анна Каренина - Мария Германова
- 1915 - США . Анна Каренина. Режиссёр Дж. Гордон Эдвардс. Анна Каренина - Бетти Нансен
- 1917 - Италия . Анна Каренина. Режиссёр Уго Фалена
- 1918 - Венгрия . Анна Каренина. Режиссёр - Мартон Гарас. Анна Каренина - Ирэн Варсаньи
- 1919 - Германия . Анна Каренина. Режиссёр - Фредерик Зелник . Анна Каренина - Лиа Мара
- 1927 - США . Любовь (режиссёр Эдмунд Гулдинг). Анна Каренина - Грета Гарбо
- 1935 - США . Анна Каренина (режиссёр Кларенс Браун). Анна Каренина - Грета Гарбо , консультант фильма граф Андрей Толстой
- 1937 - СССР . Фильм-спектакль (режиссёры Татьяна Лукашевич , Владимир Немирович-Данченко , Василий Сахновский)
- 1948 - Великобритания . Анна Каренина (режиссёр Жюльен Дювивье). Анна Каренина - Вивьен Ли
- 1953 - СССР . Анна Каренина (режиссёр Татьяна Лукашевич , экранизация спектакля МХАТа). Анна Каренина - Алла Тарасова
- 1961 - Великобритания . Анна Каренина (ТВ). Режиссёр - Рудольф Картье. Анна Каренина - Клэр Блум
- 1967 -
Роман «Анна Каренина» создавался в период 1873-1877 годов. С течением времени замысел претерпевал большие изменения. Менялся план романа, расширялись и усложнялись его сюжет и композиции, менялись герои и самые имена их. Анна Каренина, какой ее знают миллионы читателей, мало похожа на ее предшественницу из первоначальных редакций. От редакции к редакции Толстой духовно обогащал свою героиню и нравственно возвышал ее, делал ее все более привлекательной. Образы же ее мужа и Вронского (в первых вариантах он носил другую фамилию) изменялись в обратном направлении, т. е. духовный и нравственный уровень их снижался.
Но при всех изменениях, внесенных Толстым в образ Анны Карениной, и в окончательном тексте Анна Каренина остается, по терминологии Толстого, одновременно и «потерявшей себя», и «невиноватой» женщиной. Она отступила от своих священных обязанностей матери и жены, но у нее другого выхода не было. Поведение своей героини Толстой оправдывает, но в то же время трагическая судьба ее оказывается неизбежной.
В образе Анны Карениной развиваются и углубляются поэтические мотивы «Войны и мира», в частности сказавшиеся в образе Наташи Ростовой; с другой стороны, в нем временами уже пробиваются суровые нотки будущей «Крейцеровой сонаты».
Сопоставляя «Войну и мир» с «Анной Карениной», Толстой заметил, что в первом романе он «любил мысль народную, а во втором - семейную». В «Войне и мире» непосредственным и одним из главных предметов повествования была именно деятельность самого народа, самоотверженно защищавшего родную землю, в «Анне Карениной»-преимущественно семейные отношения героев, взятые, однако, как производные от общих социально-исторических условий. Вследствие этого тема народа в «Анне Карениной» получила своеобразную форму выражения: она дана главным образом через духовные и нравственные искания героев.
Мир добра и красоты в «Анне Карениной» гораздо более тесно переплетается с миром зла, нежели в «Войне и мире». Анна появляется в романе «ищущей и дающей счастье». Но на ее пути к счастью встают активные силы зла, под влиянием которых в конечном счете она и гибнет. Судьба Анны поэтому полна глубокого драматизма. Напряженным драматизмом проникнут и весь роман. Чувства матери и любящей женщины, испытываемые Анной, Толстой показывает как равноценные. Ее любовь и материнское чувство-два великих чувства -остаются для нее несоединенными. С Вронским у нее связано представление о себе как о любящей женщине, с Карениным - как о безупречной матери их сына, как о некогда верной жене. Анна хочет одновременно быть и той и другой. В полубессознательном состоянии она говорит, обращаясь к Каренину: «Я все та же… Но во мне есть другая, я ее боюсь она полюбила того, и я хотела возненавидеть тебя и не могла забыть про ту, которая была прежде. Та не я. Теперь я настоящая, я вся» . «Вся», т. е. и та, которая была прежде, до встречи с Вронским, и та, которой она стала потом. Но Анне еще не суждено было умереть. Она не успела еще испытать всех страданий, выпавших на ее долю, не успела она также испробовать и всех дорог к счастью, к которому так рвалась ее жизнелюбивая натура. Вновь сделаться верной женой Каренина она не могла. Даже на пороге смерти она понимала, что это было невозможно. Положение «лжи и обмана» она также не способна была более переносить.
Следя за судьбой Анны, мы с горечью замечаем, как рушатся одна за другой ее мечты. Рухнула ее мечта уехать с Вронским за границу и там забыть про все: не нашла своего счастья Анна и за границей. Действительность, от которой она хотела уйти, настигла ее и там. Вронский скучал от безделья и тяготился, а это не могло не тяготить Анну. Но самое главное на родине остался сын, в разлуке с которым она никак не могла быть счастливой. В России ее ожидали мучения еще более тяжкие, чем те, которые она переживала раньше. То время, когда она могла мечтать о будущем и тем самым в какой-то степени примирить себя с на стоящим, прошло. Действительность теперь представала перед ней во всем своем страшном облике.
По мере развития конфликта открывается смысл всего происшедшего. Так, Анна, узнавая петербургскую аристократию, подразделяет ее на три круга: первый круг-это сослуживцы Каренина, к которым она вначале питала почти набожное уважение. Познакомившись ближе с этим кругом, она потеряла к нему всякий интерес. Ей стало известно, «кто за кого и как и чем держится и кто и с кем и в чем расходится». Второй круг был тот, с помощью которого Каренин сделал свою карьеру. В центре этого круга стояла Лидия Ивановна. Первое время Анна дорожила этим кругом, имела даже друзей в нем. Вскоре, однако, он стал невыносим для нее. «Это был кружок старых, некрасивых, добродетельных и набожных женщин и умных, ученых, честолюбивых мужчин». Анна поняла, что все они лицемерят, притворяются, что добродетельны, а на самом деле злы и расчетливы. Анна порвала с этим кругом после своего знакомства с Вронским. Встречаясь с ним, она оказалась втянутой в третий круг, центром которого была Бетой Тверская. Княгиня Бетой внешне противостоит Лидии Ивановне с ее набожностью. Бетой не скрывает своего вольного поведения, но собирается в старости стать такой же, как Лидия Ивановна. Поведение княгини Бетой Тверской и графини Лидии Ивановны это две стороны одной и той же медали. Признание Бетой, что она в старости станет похожей на Лидию Ивановну, бросает яркий свет на образ жизни и ее самой, и Лидии Ивановны; им обеим необходима маска лицемерия. Лицемерно было все общество, с которым сталкивалась Анна. С каждым поворотом своей трудной судьбы она все более убеждалась в этом. Она искала честного, бескомпромиссного счастья. Вокруг же себя видела ложь, лицемерие, ханжество, явный и скрытый разврат. И не Анна судит этих людей, а эти люди судят Анну. Вот в чем ужас ее положения.
Потеряв для себя сына, Анна осталась только с Вронским. Следовательно, привязанность ее к жизни наполовину уменьшилась, так как сын и Вронский были для нее одинаково дороги. Здесь разгадка того, почему она теперь стала так дорожить любовью Вронского. Для нее это была сама жизнь.
Но Вронский с эгоистической природой не мог понять Анну. Анна была с ним и потому мало интересовала его. Между Анной и Вронским теперь все чаще и чаще возникали недоразумения. Причем формально Вронский, как ранее и Каренин, был прав, а Анна не права. Однако суть дела заключалась в том, что поступками Каренина, а затем и Вронского руководило «благоразумие», как понимали его люди их круга; поступками же Анны руководило ее большое человеческое чувство, которое никак не могло согласоваться с «благоразумием». В свое время Каренин был напуган тем, что в «свете» уже заметили отношения его жены с Вронским и что это грозит скандалом. Так «неблагоразумно» вела себя Анна! Теперь общественного скандала боится Вронский и причину этого скандала видит все в том же «неблагоразумии» Анны.
В образе Долли Толстой поэтизирует материнское чувство. Ее жизнь - подвиг во имя детей, и в этом смысле своеобразный укор Анне. Перед нами новый пример широты и глубины освещения и раскрытия Толстым судьбы своей героини. За несколько минут до смерти Анна думает: «Все неправда, все ложь, все обман, все зло!..» Поэтому ей и хочется «потушить свечу», т. е. умереть. «Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше не на что, когда гадко смотреть на все это?»
Каренин Алексей Александрович — один из центральных персонажей романа, муж Анны Карениной. Сначала он предстает как высокопоставленный, холодный и добродетельный петербургский чиновник, затем как несчастный, обманутый муж, позже — как сострадательный и правдивый христианин, наконец, как переставший, под давлением светского мнения, быть честным с самим собой человек, пытающийся выглядеть праведником и находящийся под влиянием гипнотизера. Его прототипом послужил С. М. Сухотин (1818—1886).
Сирота, Алексей Каренин был воспитан дядей — важным чиновником. Получив блестящее образование и поступив на службу, он целиком посвятил себя ей. Когда он занимал губернаторский пост, тетка Анны Облонская познакомила его со своей юной племянницей и некоторое время спустя вынудила его сделать предложение. Как и к своей служебной карьере, Алексей Каренин отнесся к браку добросовестно. В первый год семейной жизни у них родился сын Сережа. Герой добился высокого поста в правительстве, безусловного уважения в обществе своими трудолюбием, бесстрастием, справедливостью.
Но Алексей Каренин стесняется и чуждается «слишком человеческих» проявлений души, выводящих его из внутреннего равновесия. В своих отношениях с женой и сыном он старается заглушить всякий элемент чувствительности. Этого он достигает иронически отстраненной манерой общения. Алексей Александрович не замечает, как его сухость, удовлетворенность собой, ирония раздражают и мучают жену, заставляют и сына учиться притворству. Он не замечает, что Анна утрачивает уважение к нему, как пытается найти оправдание семейной жизни в любви к сыну, как делается все более далека от него. Алексей Каренин не придает значения знакомству на вокзале с сопровождающим его жену из Москвы Вронским, а когда на одном из приемов у Бетси Тверской видит свою жену и Вронского, ведущих себя так оживленно и неприлично, что на них обращают внимание, он ужасается никогда не посещавшей его мысли об измене и, стыдясь незнакомого ему до сих пор чувства ревности, по приезде домой пытается объясниться с Анной; напоминает о ее долге супруги и матери, но наталкивается на непроницаемое «веселое недоумение» Анны, отрицающей свою вину.
На Красносельских скачках Алексей Каренин наблюдает отчаяние Анны при виде падения Вронского с лошади. Он увозит жену почти против ее воли и в карете делает еще одну попытку объясниться. Теперь он не сомневается в измене Анны, но страшится думать о ней. Он заговаривает с женой уже не о долге, а только о соблюдении внешних приличий. Он согласен и на «веселое недоумение» с ее стороны, лишь бы она не подтвердила известной ему страшной правды. Но Алексей Александрович обманывается в ожидании: Анна со слезами стыда и ненависти сознается во всем. Оставив жену на даче, Каренин уезжает в Петербург, чтобы принять решение.
Он отклоняет для себя возможность дуэли с Вронским из страха и убеждения в бессмысленности такого шага, из желания быть честным перед самим собой, так как друзья и сослуживцы конечно же не допустили бы его, незаменимого на своем посту государственного мужа, до поединка, и, следовательно, вызов с его стороны выглядел бы красивой и безопасной позой. Он отклоняет также возможность расторжения брака с Анной потому, что разводный процесс потребовал бы применения «грубых доказательств» ее неверности, а от вызванного скандала он сам пострадал бы значительно больше в мнении света, чем жена. Единственный выход он видит в том, чтобы удержать Анну при себе, вынудить ее прекратить связь с Вронским, скрыть ее от света. Еще одно соображение, приходящее Каренину на ум, связано с требованиями религии: отторгая от себя преступную жену, он не дает ей возможности исправиться, губит ее душу. Как строгий христианин, Алексей Каренин не может этого допустить. Хотя он и понимает, что это ложь (ведь Анна не захотела бы исправляться), но для обоснования внутреннего покоя религиозный довод приходится очень кстати.
Подыскав, таким образом, в своем «перечне» поступков и слов все необходимое и уместное, успокоившись и обретя привычное свое лицо, герой отправляет жене письмо, в котором сообщает о своем решении и по-прежнему настаивает на соблюдении ею внешних приличий, предупреждая, в противном случае, о своем намерении развестись и разлучить ее с сыном. Между супругами устанавливается хрупкое перемирие. Алексей Александрович надеется на окончание связи жены, но не верит в него. Анна продолжает встречаться с Вронским вне дома. Однажды Каренин, отправляясь в театр, сталкивается в дверях с виновником позора своей семьи. Решив покарать жену и изъяв у Анны письма любовника — доказательства для суда, он объявляет ей о своем решении. Он вполне подготовился к последнему объяснению, но во время разговора демонстративное бесстрастие изменяет ему. Каренин, говоря о себе, от волнения запинается и не может выговорить слово «перестрадал». У него выходит «пелестрадал». Эта оговорка является не столько знаком расстройства внутреннего мира, сколько парадоксальным свидетельством сознательно и успешно подавлявшейся Алексеем собственной человечности и доброты. Она очеловечивает Каренина в глазах жены, а также читателя. Анна сообщает мужу, что скоро родит. Вне себя он уезжает из дому и на следующий день отправляется к лучшему петербургскому адвокату, поручая ему ведение дела о расторжении брака.
Оказавшись в Москве по служебным делам, он получает телеграмму— краткую просьбу Анны приехать и простить ее перед смертью. Раздосадованный карьерной неудачей, герой едет в Петербург, надеясь на смерть жены, которая лучше, чем развод, разрешила бы мучительную ситуацию, в которой он находится. Но когда он оказывается у постели находящейся в бреду и умоляющей о прощении, умирающей жены, в его душе происходит переворот: то, что ощущалось им раньше «душевным расстройством» при виде чужих слез, теперь ощущается как счастье прощения врага. Каренин прощает Анну и Вронского, отказывается от мести, решает прекратить дело о разводе и в случае выздоровления жены не покидать ее. У постели умирающей Анны Алексей Каренин впервые узнает свою душу, узнает, что самое существенное заключено не в «готовых» словах и поступках «по правилам», а в чувстве «умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился как вредной слабости». Он жалеет раскаявшуюся жену, пытавшегося покончить с собой Вронского, заброшенного сына и новорожденную девочку.
Но выздоравливающая Анна начинает тяготиться им. Из разговоров с Бетси Тверской и Стивой Облонским Каренин понимает, что от него добиваются, чтобы он оставил жену в покое. Измучившись и потерявшись, он соглашается на развод и опамятуется только тогда, когда после свидания с Вронским Анна уезжает с ним и дочерью в Италию, отказавшись от развода, не желая принимать со стороны мужа еще одной жертвы. Оставшись наедине со своим горем, Каренин совершенно падает духом. Он ощущает по отношению к себе всеобщую ненависть за то, «что он постыдно и отвратительно несчастлив». Самым близким ему человеком в этот мучительный период становится графиня Лидия Ивановна, его покровительница, сторонница и пропагандистка модифицированного внеконфессионального христианства, опекающая великосветский петербургский салон медиума Ландау. Ее мистическая экзальтированная настроенность, к которой ранее Каренин относился сдержанно и даже враждебно, теперь находит у него живой отклик, чувство солидарности. Он благодарен графине за слова утешения и сочувствия, за предложенную помощь в устройстве дома и воспитании сына Сережи.
Постепенно он отдается ее влиянию, посещает кружок медиума, начинает упиваться своей добродетельностью, полнотой своей веры, высотой своего благочестия. Толстой показывает, как неодолимая потребность занять позицию благочестивого превосходства по отношению к презирающему его свету отодвигает на второй план желание быть честным с самим собой. Тем более что карьера его завершается. Он сохраняет высокий пост и положение, но в глазах всех является «человеком, который весь вышел и от которого ничего более не ждут». По наущению графини Сереже внушают, что его мать умерла, по ее настоянию Каренин отказывает Анне в свидании с сыном, когда она приезжает в Петербург из Италии. Загипнотизированный медиумом Ландау, Алексей Александрович не дает согласия на развод хлопочущему по делам сестры Стиве Облонскому, а после самоубийства Анны великодушно берет на себя воспитание ее дочери.
Загрузка...
