Конечно, сложно сказать, кто из советских разведчиков был самым лучшим. Но, тем не менее, профессионалы обычно всегда вспоминают о Дмитрии Быстролетове, а в вашингтонском музее разведки ему посвящен целый стенд. Так чем же так прославился наш разведчик?
Родился будущий разведчик 3 января 1901 года в Таврической губернии. Ходили слухи, что отцом его был граф Александр Николаевич Толстой, приходящийся известному писателю А. Н. Толстому старшим братом. Но баловнем судьбы Дмитрий никогда не был. Его мать, Клавдия Дмитриевна Быстролетова, активно боролась за права женщин, а на своего сына времени у нее почти не оставалось.
Трехлетнего мальчика отец отдал на воспитание в семью своих хороших знакомых в Санкт-Петербурге, где он прожил 10 лет, получив там хорошее домашнее образование. В 1913 году Дмитрий поступил в мореходную школу в Крыму. По окончании школы, осенью 1917 года, граф Толстой признал отцовство, и Дмитрию был дарован графский титул. Правда, побыть графом ему довелось всего лишь несколько дней – случилась революция, и все титулы были отменены. После революции у Дмитрия начались судорожные метания: Добровольческая армия – Турция – Россия – опять Турция…
В 1923 году он перебрался в Прагу, поступил в университет на юридический факультет. Но, вроде бы, неплохо обустроившись в Европе, Дмитрий, тем не менее, мечтал вернуться в Россию, и своих просоветских настроений ни от кого не скрывал. Направив прошение о предоставлении советского гражданства, он вскоре его получил.
В 1925 году в Москве проходил съезд пролетарского студенчества, приехал, конечно, и Быстролетов. И там произошла встреча, круто изменившая его судьбу. Дмитрия пригласил на беседу Артур Христианович Артузов, бывший в то время одним из руководителей контрразведки. Он-то и сумел убедить просоветски настроенного студента послужить на благо своей Родины.
В Прагу Дмитрий вернулся, уже будучи сотрудником советской внешней разведки. Для того, чтобы обеспечить легальное прикрытие, его оформили на работу в советское торговое представительство.
Но после череды громких провалов нашей агентуры, начальство приняло решение сконцентрироваться на нелегальной работе. Перевели на нелегальное положение и Дмитрия. Выехал однажды куда-то Дмитрий Быстролетов, и пропал… И больше под своим именем нигде не появлялся. Не думал он тогда, что это затянется на долгие годы.
Проживая под чужим именем, он поступил и успешно закончил медицинский факультет университета в Цюрихе, став доктором медицины. Дмитрий неплохо рисовал, и в свободное время также обучался в академиях художеств Берлина и Парижа.
Рискованная работа. Вербовка агентов
Однако самая главная его задача заключалась в вербовке агентов – под его руководством работали шестеро разведчиков. Работа по вербовке – очень опасная, ведь разведчику приходится раскрывать себя, и ошибаться здесь, как и саперу, нельзя.
Обворожительный и всегда изысканно одетый, словно персонаж из венской оперетты, Быстролетов идеально подходил для работы в нелегальной разведке. Хорошую службу в этом деле сослужили ему также редкое обаяние, врожденные манеры аристократа и знание целых 22 языков. Он мог легко расположить к себе любого.
Отличался Быстролетов также поразительной способностью к перевоплощению, причем, не только внешнему, но и внутреннему. Ему не составляло труда предстать в образе и чопорного английского лорда, и канадского инженера, живущего в мире формул, и преуспевающего бизнесмена из Германии, и графа-весельчака из Венгрии. Пришлось ему даже играть роль жестокого наемного убийцы из Сингапура, и это у него тоже получилось неплохо. В своих образах он никогда не повторялся, каждый раз импровизируя заново.
Одним из первых заданий, полученных Быстролетовым, была вербовка британского шифровальщика Эрнеста Х.Оулдэма, и он с этим прекрасно справился. Вскоре Оулдэм передал Быстролетову секретные шифры и коды, а также многие зашифрованные документы. После этого, также благодаря вербовке сотрудников МИДа, Генштаба, посольств европейских стран, Быстролетову удалось добыть дипломатические шифровальные материалы спецслужб Германии, Франции, Австрии, Италии и др.
Быстролетову по долгу службы приходилось постоянно вращаться в высших кругах, при этом он вживался в соответствующий образ, как настоящий артист. Однажды, находясь в образе «сэра Роберта Гренвилла», умудрился получить дипломатический паспорт из рук самого министра иностранных дел Великобритании, нисколько не сомневающегося в том, что перед ним – сын английского лорда, аристократ в седьмом поколении.
Однако, с каждым днем работать становилось все опаснее. Летом 1933 года один из резидентов уже отправил в Москву радиограмму, в которой сообщал о том, что за «Андреем» (Д. Быстролетовым) ведется наблюдение иностранными спецслужбами, и оставаться здесь ему опасно. Но из Москвы ответили: «Мы все понимаем… Бесценная информация… Потерпите еще немного… Родина просит… Родина не забудет… Просьба передать Андрею, что мы здесь вполне осознаем самоотверженность, дисциплинированность, находчивость и мужество, проявленные им в исключительно тяжелых и опасных условиях ». И «Андрей» был вынужден остаться продолжать свою опасную работу.
Прошло три года, и Дмитрий уже сам обращается с просьбой отозвать его с этой работы: «...Я устал, нездоров и работать дальше без серьезного отдыха не могу. Я чувствую изо дня в день растущий недостаток сил, естественно понижающий качество работы, вызывающий неряшливость в технике... В моих руках дело большой важности и судьбы нескольких человек. А между тем... на меня давят усталость и периоды депрессии, я работаю только нервами и напряжением воли. Без малейшей радости по поводу успехов, с постоянной мыслью: хорошо бы вечером лечь и утром не подняться. Я нахожусь за границей 17 лет, из них на нашей работе - 11 лет, в подполье - шесть лет ».
Ему пошли навстречу, и наконец-то Быстролетов в Москве. Здесь его встретили с распростертыми объятьями, как героя, отправили представление к званию лейтенанта госбезопасности, вскоре должны были принять в партию. Впервые за долгие годы он смог почувствовать себя обыкновенным человеком, живущим спокойно, не опасаясь за свою жизнь. Но так ему только казалось…
Как «не забыла» Родина
Все внезапно изменилось – аттестацию приостановили, с работы его уволили. А вскоре и арестовали - была получена анонимка, что он «будучи эсером и белогвардейцем, вел шпионскую деятельность против СССР »
Допрашивающий Быстролетова следователь откровенно недоумевал:
«... За границей ты распоряжался трехмиллионным валютным счетом? А иностранный паспорт тоже имел?
Несколько паспортов, и все настоящие.
Так какого черта ты вернулся сюда?!
»
«Здесь моя Родина...
» - был его ответ
(действительно, в Европе у него на счетах, как и положено «текстильному промышленнику», лежали огромные суммы)
Из него выбивали признание, и он его подписал. Но подписал не из-за пыток, хотя они были очень жестокими (у него был проломлен череп, сломаны ребра, разорваны мышцы). Просто в нем тогда еще жила вера:«... вот-вот во всем разберутся, и справедливость восторжествует
».
Не восторжествовала... Приговорили его к 20 годам лагерей и пятилетней ссылке.
И снова его жизнь завертелась калейдоскопом… Только теперь менялись не города и страны, а лагеря: Норильлаг, Краслаг, Сиблаг…
Но в 1947 году появилась возможность вырваться из этого кошмара. Неожиданно заключенного Быстролетова доставили к министру госбезопасности Абакумову, который, цинично заявив: «Может, хватит уже отдыхать. Пора и за работу », предложил ему амнистию и работу в разведке. Но Быстролетов был согласен принять это предложение лишь при условии полной реабилитации. Абакумов взбесился. «Этот человек уже через неделю мог гулять по Парижу, но предпочел тюрьму ». После этой беседы Быстролетова отправили в спецтюрьму «Суханово». Просидев там три года в одиночной камере, он тяжело заболел. Немного подлечив, его опять отправили в лагеря.
Выпустили Быстролетова в 1954 году, а через два года – реабилитировали, «за отсутствием состава преступления ». Вернулся в Москву он уже инвалидом, получил для проживания десятиметровую комнату в коммунальной квартире. Умер Дмитрий Александрович 3 мая 1975 года.
Когда один из журналистов в шутку задал вопрос бывшему полковнику КГБ Михаилу Любимову: «Кто лучший шпион всех времен и народов ?», тот ответил вполне серьезно:
«В 20-40-х годах советская разведка была лучшей в мире. Там работали люди, одержимые идеей построения коммунизма. С моей точки зрения, самый потрясающий наш разведчик - это Дмитрий Быстролетов, его жизнь похожа на авантюрный роман, в котором чего-чего, а приключений хватало. Он работал в 20-30-х годах, о нем было сравнительно мало известно. Но сделал он много, очень много. У нас же классные разведчики заканчивали тюрьмой не за границей, а на родине, которой служили ».
Была в истории разведки и ещё одна легендарная личность. Джордж Блейк – .
Он был незаконнорожденным сыном графа Александра Николаевича Толстого и сельской учительницы Клавдии Дмитриевны Быстролетовой. В 1917 году, в 16-летнем возрасте, был удостоен по царскому указу графского титула.
С 1919 г. находился в эмиграции. Учился в Пражском университете. В 1924 году резидентура ОГПУ привлекла Быстролетова Д.А. к сотрудничеству для работы по эмиграции. В 1925 г. он был оформлен на должность экономиста советского посольства в Праге.
Как позднее вспоминал сам Быстролетов Д.А., в апреле 1925 г. в Москве состоялся 1-й съезд Пролетарского студенчества, участником которого он был. В Праге его предупредили, что с ним будет говорить "очень важное лицо". Им оказался руководитель внешней разведки Артузов А.Х., который предложил молодому экономисту работать в нелегальной разведке. Быстролетов Д.А. ответил согласием.
В период работы в Праге провел несколь ко ценных вербовок. Так, в 1927 г. он успешно осуществил разработку секретарши-француженки, которая имела доступ к переписке и шифрам своего МИД. В 1928 г. от нее были получены доклады и шифры французского посла в Праге.
В 1930 г. Быстролетов Д.А. направляется на нелегальную работу в Германию. Здесь он подключается к изучению сотрудника Форин-Офиса "Арно", который занимался разработкой шифров. В течение трех лет работы от англичанина были получены английские шифры и коды, еженедельные сборники шифртелеграмм внешнеполитического ведомства Великобритании, другие секретные документы. Эта работа молодого разведчика получила высокую оценку руководства. Приказом ОГПУ 17 сентября 1932 г.он был награжден боевым оружием с надписью:"За беспощадную борьбу с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ".
В 1933 г. "Арно" был уволен из британского МИД, а вскоре при таинственных обстоятельствах он погиб.
По указанию Центра была создана нелегальная группа во главе с Быстролетовым Д.А., которому поручили начать вербовочную разработку другого шифровальщика Форин-Офиса - "Мага". Быстролетову передали на связь агента-вербовщика "Купера", голландского коммерсанта. Под руководством Быстролетова Д.А. в 1934 году вербовка "Мага" была успешно завершена. От него в дальнейшем поступала ценнейшая документальная информация.
О сложности обстановки, в которой работал Быстролетов Д.А., свидетельствует письмо резидента в Центр от 6 июля 1933 г. :" Не исключено, что "Андрей" (псевдоним Быстролетова) может быть ликвидирован противником, тем не менее, директивы о его немедленном отъезде я не дал. Уехать сейчас - это значит потерять источника, а при его значимости это равно ослаблению нашей обороны и усилению работы противника". В ответ Центр писал резиденту 4 августа того же года: "Просьба передать "Андрею", что мы здесь вполне осознаем самоотверженность, дисциплинированность, находчивость и мужество, проявленные им в исключительно тяжелых и опасных условиях..."
За время работы с другим агентом в период с 1930 по 1936 г. Быстролетов получил германские шифры и установил оперативный контакт с сотрудником 2-го бюро (военной разведкой) Генштаба Франции. От последнего были получены австрийские, а впоследствии - итальянские и турецкие шифрматериалы, а также секретные документы гитлеровской Германии.
Руководство ИНО высоко ценило работу Быстролетова Д.А. в нелегальной разведке. В представлении к награждению знаком "Почетного чекиста" отмечалось: " Работает в качестве заместителя резидента. Проявил себя как преданный, храбрый, настойчивый, дисциплинированный чекист. Своей исключительной выдержкой и проявленной при этом исключительной настойчивостью провел ряд разработок крупного оперативного значения; участвуя лично в ряде опасных операций, добился серьезных результатов".
Быстролетов в 1937 г. возвратился в СССР по завершении командировки. Имел много специальностей - юрист, врач, художник (его картины экспонировались в клубе им.Дзержинского). Владел двадцатью иностранными языками.
В 1938 г. по ложному доносу был арестован по обвинению в шпионской деятельности. 16 лет - с 1938 г. по 1954 г. - провел в заключении в различных лагерях.
После освобождения и реабилитации в 1954 г. работал во Всесоюзном НИИ медицинской и медико-технической информации министерства здравоохранения СССР в качестве научного консультанта. Автор трилогии "Пир бессмертных", а также еще восьми книг.
Быстролетов Д.А. умер 3 мая 1975 года, похоронен в г. Москве на Хованском кладбище.
Дмитрий Александрович Быстролетов
Быстролетов (Толстой) Дмитрий Александрович (1901-1975). Советский разведчик, литератор, журналист, киносценарист, художник, фотограф. Родился в Крыму в местечке Ачкора. Сын графа Александра Николаевича Толстого и Клавдии Дмитриевны Быстролетовой. В 1904-1914 гг. жил в Петербурге, в семье графини де Корваль, где получил домашнее образование и воспитание. В 1915-1917 гг. учился в Севастополе в Морском кадетском корпусе. Участник Первой мировой войны на Турецком театре военных действий. В 1919 г. дезертировал из армии Деникина и бежал в Турцию. С отличием окончил выпускной класс колледжа для европейцев-христиан в Константинополе. В Чехословакии поступил в университет.
В 1923 г. в Праге получил советское гражданство. Работал в торгпредстве СССР. С 1925 г. - штатный сотрудник внешней разведки, в 1930-1937 гг. - нелегал. Продолжая образование, стал доктором права Пражского университета, доктором медицины Цюрихского университета, учился в Берлинской и Парижской академиях художеств, изучил двадцать иностранных языков. Объездил многие государства Азии, Африки, Америки и Европы. Жил среди туарегов в пустыне Сахаре, среди пигмеев в Экваториальной Африке, в среде аристократов Англии, Франции и Италии, промышленников и банкиров Германии, Америки и Голландии.
Быстролетов принадлежал к «элитарному эскадрону» советской разведки, был одним из лучших сотрудников ИНО ОГПУК-ГУГБ-НКВД СССР, занимавшихся экономической, военной и политической разведкой. Мастер перевоплощения, он сумел проникнуть в тайны МИД Великобритании, добыть шифры и коды Австрии, Германии, Италии, Франции и других государств. Завербовал целый ряд агентов в Италии, Франции, Чехословакии и Англии.
В 1937 г. приехал в СССР, в том же году стал членом Союза художников СССР. В сентябре 1938 г. арестован. Обвинен по 58-й статье, п. 6, 7, 8 УК РСФСР. Далее - по «сталинской путевке» - полная программа ГУЛАГа: в заполярном Норильске, в Краслаге, в Сиблаге, в одиночной камере спецобъекта «Сухановки», на советской каторге в Озерлаге и Камышлаге. Освобожден в 1954 г. (сактирован как инвалид). Реабилитирован в 1956 г. Жена (и сотрудница) Быстролетова Шелматова Миле-на Иоланта Мария покончила с собой после ареста мужа.
После освобождения жил в Москве, работал над книгами, мемуарами, сценариями. В ноябре 1973 г. состоялась премьера художественного фильма «Человек в штатском» по сценарию Быстролетова. Похоронен в Москве на Хованском кладбище.
Быстролетов - автор шестнадцати книг и мемуаров, в которых дает свое видение обстановки в стране накануне Второй мировой войны, оценку действий руководящих органов советского государства и Сталина. Некоторые его прогнозы о развитии ситуации в СССР поражают своей проницательностью. Так, он пишет: «Хочу отметить еще одну ошибку Сталина, а вместе с ним Ленина и партии вообще. Эта ошибка в свое время вызвала всеобщее одобрение и сделала автора (Сталина. - Сост.) своего рода специалистом и авторитетом. Но пройдет время, ее пагубные результаты выяснятся со всей очевидностью и в должный момент вызовут тяжелейшие последствия для нашего государства.
Незаметно для всех Сталин заложил в фундамент мину замедленного действия. Зловещее урчание часового механизма уже слышится ушами, которые хотят слышать. Позднее, при подходящих условиях, начнутся взрывы и распад здания по частям, тогда это увидят и дураки.
Речь идет о национальной политике. Об обманной формуле: "Национальная по форме, социалистическая по содержанию".
Для страны, в которой проживает полторы сотни национальностей, вопрос о национальной политике имеет первостепенное значение. При ошибке в этой области неизбежны нарастание местного национализма и распад союзного государства: могут создаться условия, при которых сдерживать центробежные силы из Москвы окажется невозможным.
В царском паспорте графы „национальность" не существовало, население империи привыкло к этому, и когда после революции стали вводить советскую паспортную систему, тут бы и воспользоваться исторической удачей, раз и навсегда вычеркнуть из казенной терминологии это проклятое слово. Но нет: чья-то рука протащила его в обиход советской жизни, мало того, Ленин при заполнении формуляра паспорта якобы демонстративно написал о себе: „без национальности", - а национальный вопрос сдал на откуп своему верному генсеку. Отсюда и пошла зараза.
В знаменитой формуле, благодаря бесчисленным ошибкам Сталина, социалистическое начало постепенно выветрилось, а националистическое, подогреваемое войной, давлением зарубежной пропаганды и другими факторами, в первую очередь недовольством Москвой, выросло до решающего и целенаправляющего значения...
Параллельно с ухудшением жизненных условий вижу рост местного антирусского национализма... На Кавказе огрызаются открыто, но до прямых коллективных действий дело пока не дошло. В Средней Азии ножку русским подставляют исподтишка, а грызться открыто не решаются. На Севере якуты еще только приступают к осторожным ударам в спину или „нечаянному" отдавливанию мозолей. О прибалтийских республиках и говорить нечего! Процесс повсюду один и тот же, но находится на разных стадиях развития.
Нигде еще национальные кадры не выросли настолько, чтобы заменить русских, и до открытого вызова еще далеко. Но это время, к сожалению, придет обязательно, политические и экономические просчеты
Сталина и Хрущева подогревают жажду протеста и недовольства в сознании национальных меньшинств, придают антисталинскому и антихрущевскому чувству антирусский характер... Малозаметная ошибка Сталина в национальном вопросе когда-нибудь станет государственным преступлением» (Быстролетов Д.А. Путешествие на край ночи. М., 1996. С. 375-376).
Интересно, что это было написано в благополучном, по советским меркам, 1965 году. Вот уж воистину «в своем" отечестве пророков нет». Быстролетов далее пишет: «На основе антинаучных принципов организации труда в управлении и науке, а также на основе экстенсивной экономики, при которой половина народных усилий и достояния тратится впустую, было выстроено государство, все грандиозные достижения которого куплены ценой нерационального разбазаривания духовных и материальных средств народа.
Легкость ломки Сталиным демократической ширмы и ее очевидная всем фальсификация Хрущевым показывают, что в структуре государства и партии нет юридического механизма, гарантирующего страну от повторения преступлений Сталина и глупостей Хрущева.
Бюрократическая машина управления экономикой, наукой и искусством породила идеологию неосталинизма, т. е. систему корму-шечничества, борьба с которой невозможна, потому что она - реально существующая надстройка над реально существующим материальным основанием.
Поэтому, сложившийся уклад в стране и партии с каждым годом все более и более тормозит прогресс в области духовной культуры и экономики: идущей на полезное строительство доли национального дохода и народных усилий уже недостаточно для того, чтобы не отставать в ходе мировой технической и культурной революции. Страна и неосталинская партия приближается к неизбежному "моменту истины", а проще говоря - к испытанию на прочность и на способность приспособляться к обстоятельствам» (Там же. С. 578).
Использованы материалы кн.: Торчинов В.А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. Санкт-Петербург, 2000
Вербовщик - как птица: прилетел, клюнул и снова улетел. Если поймали - погиб, уж такая это специальность. Так говорил Дмитрий Александрович Быстролётов. /1/ А он знал, что говорит: за многие годы работы разведчиком-нелегалом Быстролётов сменил десятки имен, стран и континентов.
Предлагаем читателю интервью, которого, собственно говоря, не было, а был диалог с самим собой, написанный Дмитрием Александровичем незадолго перед кончиной.
Корреспондент: Дмитрия Александровича Быстролетова я нашел в рабочем кабинете одного из крупных московских научно-исследовательских институтов. Ученый сидел у стола перед двумя высокими стопками отпечатанных на машинке статей и рефератов, быстро читал русский перевод их заголовков и соответствующий иностранный текст на подклеенных фотографиях, сверял, кое-что сокращал или дописывал. Одна стопка росла, другая уменьшалась. Потом ловкие девушки бесшумно уносили отредактированный материал и заменяли его другим. Высокий человек с белой профессорской бородкой работал как автомат, но горы папок перед ним оставались всё такими же.
Наконец он поднял голову.
Быстролётов: Я проверяю правильность чужих переводов, а где язык или тема незнакомы нашим переводчицам или слишком сложен смысл, я делаю перевод сам. Институт получает со всех стран мира около двух тысяч научных иностранных журналов по различным разделам нашей специальности.
Корреспондент: А сколько же заглавий вы проверяете за год?
Быстролётов: В институте несколько видов переработки материалов. Если считать все вместе, то около 50 000. Кроме того, сам размечаю почти две тысячи научных статей в журналах десятков стран и консультирую переводчиков. Я здесь в роли живого справочника.
Корреспондент: Сколько же языков вы знаете?
Быстролётов: Довольно много, но интересующая нас научная литература печатается только на двадцати пяти языках. Ко мне на обработку или проверку поступают материала на английском, немецком, голландском, фламандском, африкандерском, шведском, норвежском, датском, французском, итальянском, испанском, румынском, португальском, польском, чешском, словацком, болгарском,
сербско-хорватском, греческом и турецком языках. Однако знания языков тут мало и недостаточно освоить сложнейшую научную терминологию на этих языках: нужно быть специалистом дела настолько, чтобы понимать вопросы, обсуждающиеся в статье, и при переводе правильно подобрать
нужные слова и термины.
Корреспондент: Да, вы действительно живой справочник! Как официально называется ваша должность?
Быстролётов: Никак. Я занят литературной работой для себя и в институте никакой должности не занимаю: являюсь не каждый день, а только тогда, когда скапливаются материалы, подлежащие языковому редактированию.
Корреспондент: Довольны ли вы своей работой, Дмитрий Александрович?
Пожилой человек молчит. Улыбается. Его лицо молодеет.
Быстролётов: Доволен ли?.. Да я просто не мог бы жить без неё! И знаете почему? Когда глаза пробегают по заглавиям на разных языках, то в голове параллельно двигается волшебная лента воспоминаний! Ведь во всех этих странах я когда-то бывал...
Он делает паузу.
И пережил там много такого, чего забыть нельзя.
Корреспондент: Я поспешно вынул перо и блокнот.
Обрадованно подхватил: Разумеется! Редакции известно, что вы полтора десятка лет работали за границей в нашей советской разведке. Поэтому-то я и направлен к вам для записи беседы. Скажите, пожалуйста, что вы могли бы рассказать нашим читателям? Например, - как становятся разведчиком, как живут в зарубежном подполье. Ну, и, конечно, хотелось бы выслушать несколько примеров Вашей собственной работы.
Дмитрий Александрович задумывается.
Быстролётов: Меня о вашем приходе предупредили. Все согласовано. Но я могу говорить лишь при одном непременном условии. Немецкие и итальянские фашисты в ходе последней войны уничтожены. Но империализм, как международная система жив, и его выкормыши опять ведут против нашей Родины ожесточённую тайную и явную борьбу. Поэтому в своем рассказе я должен соблюдать осторожность - расскажу о существе нескольких операций, но не называя ни имен, ни дат. Так будет спокойнее. И лучше для вас: вы представляете отнюдь не научно-исторический журнал и правдивый показ быта для ваших читателей интересней точного перечисления сухих фактов. Я буду говорить о советских людях, преданных Родине, всегда готовых жертвовать собой в борьбе, где не просят и не дают пощады.
Корреспондент: Дмитрий Александрович, для начала расскажите, пожалуйста, как вы стали разведчиком?
Быстролётов: Так сложилась жизнь. Разведчиками ведь не рождаются. Я окончил гимназию на юге, при белых. Чтобы не служить в деникинской армии, бежал в Турцию. В Константинополе окончил колледж, в Праге получил диплом доктора права, а позднее, уже под чужой фамилией, стал доктором медицины одного из старейших университетов Европы. В Берлине и Париже брал уроки у художников-графиков. Несколько лет работал в наших полпредствах и торгпредствах. Когда вернулся в Москву, мне предложили помочь в трудном и славном деле подпольной борьбы с врагами Родины. Это случилось в середине двадцатых годов.
Говорили со мной Артур Христианович Артузов и Миша Горб, тогдашние руководители нашей разведки. Разговор произошел в частном доме. Измотанный бессонными ночами Артузов лежал на диване с закрытыми глазами. Горб сидел верхом на стуле, курил и смотрел в угол. Рассказ о себе я закончил так: «Я бежал не из страха перед фронтом, а из-за чувства, что воевать у белых мне было не за что. Но я не трус, не пацифист и не вегетарианец!» - «Увидим, - сонно отозвался Артузов. - Где, по-вашему, вы могли бы работать у нас?» - «А где опаснее?» - «Рискованнее всех труд вербовщика: сказал не то, повернулся не так - расплата немедленная! Собачья жизнь, знаете ли, - вечером не знаешь, дотянешь ли до утра, утром не ведаешь, дойдешь ли до своей постели». Я беззаботно ответил: «Это мне подходит!».
Артузов открыл глаза и оглядел меня с головы до ног. Горб тоже, не мигая, уставился в упор. Переглянулись. «Подойдет», - решил Артузов. Горб кивнул: «Да, у него есть то, чего, например, полностью лишен я, - личное обаяние». Артур Христианович поднял руку и пошевелил в воздухе пальцами. Потом повернулся ко мне и сказал: «Проверим в деле и посмотрим, чего Вы стоите!».
Через несколько лет за выполнение задания большого оперативного значения и проявленную исключительную настойчивость я получил почетное боевое оружие с надписью: «За бесстрашие и беспощадность».
Корреспондент: Все это очень интересно, но Вы не ответили на мой вопрос. Почему именно Вас судьба определила в разведчики, какие качества нужны для этого, прежде всего?
Быстролётов: Молодой человек, Вы слишком много от меня хотите. Что там имела в виду судьба, я не знаю, да и не желаю знать, поэтому, извините, буду говорить банальности. Во-первых, чтобы стать хорошим разведчиком, надо много знать в той области, которая в разведке стала вашей специальностью. Изучить несколько языков. Я, например, владею английским, немецким, французским, итальянским, шведским, норвежским, польским, румынским, греческим и еще кое-какими языками. Вербовщик должен быть не только образованнее, умнее и хитрее вербуемого, он обязан еще и видеть дальше, понимать общее положение яснее и глубже. Теперь второе, пожалуй, более трудное: разведчик должен быть актером, но не таким, как в лучших театрах мира, а в тысячу раз более совершенным, более глубоко знающим тот типаж человека, которого он хочет представить своим зрителям.
И это вовсе не преувеличение. Потому что в театре зритель видит артиста на сцене всего час-другой, да и то издалека и при этом, как правило, замечает неловко наклеенные усы или чуть съехавший набок парик. Впрочем, актеру такая оплошность ничем не грозит, завтра он ее исправит и все. А вербовщик идет к цели по лезвию остро отточенного ножа, он постоянно живет среди своих зрителей, особенно таких чутких и внимательных, как контрразведчики. За любой промах можно расплатиться жизнью, потому что первые подозрения вызывают именно мелочи, детали, они влекут за собой проверку и слежку, а уж если дело дошло до этого, то вербовщик погиб.
Разведчик должен искренне верить в то, что говорит, иначе обязательно сфальшивит. Он долго вживается в роль, чтобы полностью перевоплотиться. Помню, как однажды мне разрешили приехать после трех лет зарубежного подполья отдохнуть на недельку к матери. А она возьми и скажи, что день выдался невероятно жаркий. Тогда я жил в образе бразильца и потому немедленно вспыхнул: «Невероятно жаркий?! Эх, мама! Ты поживи у меня на родине, в Бразилии, - тогда узнаешь, что такое жара!» Увидел испуганные глаза старушки и осекся!
А в Берлине однажды знакомая девушка небрежно заметила, что ночью слышала мое странное бормотание во сне. Я тут же вспомнил купринского штабс-капитана Рыбникова и заставил товарищей, несмотря на их сопротивление, послушать мой бред после того, как я надышусь наркозного эфира. Надышался и сдал экзамен: я бредил по-английски! Но чего стоила эта безжалостная ломка самого себя? Месяцы мучительного принуждения думать на чужом языке! Ведь у вербовщика много масок и часто он меняет их по несколько раз в день.
Разведчик должен изменить в себе все: привычки, вкусы, образ мыслей, выкорчевать все, кроме одного - преданности Родине! Психологически это тяжело и трудно, нужно очень любить Родину, чтобы не особачиться от такой жизни! Можно освоить сложную разведывательную технику, можно привыкнуть к постоянной опасности, но сжиться с насилием над собой невозможно. Только во внутреннем горении - спасение и залог победы разведчика над его противником. Только огонь преданности и любви сжигает все соблазны, страх и усталость!
Корреспондент: Дмитрий Александрович, теперь я вижу, что судьба здесь, действительно, ни при чем. Просто разведчик-человек особой человеческой породы, так сказать высшего качества. И то, что сейчас вы говорили о любви к Родине, как единственном и необходимом условии выживания, в других устах звучало бы, как дешевая патетика. Но вам я верю, хотя сам, чувствую, в разведчики не гожусь. Мне непонятно другое. Как человек, родившийся и выросший в Рязани или Новороссийске, может убедительно выступать в роли, скажем, французского буржуа?
Быстролётов: Не скромничайте, молодой человек. Вы затронули очень важный момент, и это оставляет надежду, что путь в разведку Вам не заказан. Действительно, одной внутренней перестройки мало. За ней следует внешняя.
Она физически опаснее, но психологически легче. Я расскажу несколько эпизодов, в которых мне пришлось выступать то в роли наглого гангстера из Сингапура, то веселого добряка венгерского графа, то надменного английского лорда. Для каждой из них, прежде всего, нужен был паспорт. Все бумаги графа мне купили, и единственное, что от меня требовалось, - это внимательно проштудировать книг пятьдесят по истории, литературе и искусству Венгрии, сфотографироваться на венгерских курортах, тщательно изучить местный быт, а также понаблюдать за характерными особенностями поведения местных аристократов на скачках, в театрах и в церкви.
Во время торжественной религиозной процессии я неожиданно шагнул из толпы с таким идиотским видом религиозного фанатика, что кардинал не мог не обратить на меня внимания. Он улыбнулся, подошел и благословил меня. Эту сценку удачно засняли мои товарищи. А кардинал числился по бумагам моим родным дядей, и с тех пор я эту фотографию всегда возил в чемодане, когда шел на операцию по графскому паспорту.
Английский паспорт мне лично выдал министр иностранных дел сэр Джон Саймон: он видел меня всего один раз, да и то мельком, но и этого оказалось достаточно, чтобы такой многоопытный джентльмен, как сэр Джон, безошибочно признал во мне человека своего круга. Именно таким образом разведчик сдает экзамен на зрелость.
Да что там сэр Джон! Я сдал поистине невероятный экзамен! Только послушайте! В середине тридцатых годов в Берлине гитлеровцы напали на мой след. Подчиненные мне товарищи были из осторожности убраны за границу, а я отправился на ужин к супруге высокопоставленного чиновника, с которым был связан (его тогда в городе не было). Я шел, зная, что на ужин был приглашен и штурмбанфюрер гестапо. Поэтому передвигал ноги не особенно резво, думая, что это последний званый ужин в моей жизни. За столом гитлеровец огорошил меня словами: «Граф, нам известно, что в окружении хозяина этого дома работает чей-то разведчик. Поэтому обращаюсь к Вам с просьбой - помогите нам найти и уничтожить его!»
Черт побери, в Берлине три с половиной миллиона жителей и, чтобы найти меня, враги обратились за помощью именно ко мне! Воистину жизнь бывает красочнее самых невероятных романов!
Корреспондент: Потрясающе! И чем все это кончилось?
Быстролётов: Я попытался сохранить спокойствие и обещал обдумать это предложение, затем встал и по телефону заказал на следующий день отдельный столик в лучшем ресторане Берлина. А рано утром с первым же самолетом улетел в Париж с паспортом английского лорда, подкрасив лицо желтой краской, трясущийся, закутанный в плед и согнувшийся дугой, под бдительным надзором встревоженной стюардессы. Согласитесь, что не всякий профессиональный артист смог бы сыграть так убедительно.
Корреспондент: Полностью согласен. Но Вы упоминали и о роли гангстера из Сингапура. Не могли бы рассказать об этом подробнее?
Быстролётов: Подробнее? Боюсь, что это невозможно: рамки журнальной публикации вряд ли позволят остановиться на всех деталях. Однако попытаюсь изложить эту историю в общих чертах.
Перед войной в Европе существовал порт на правах вольного города, в котором консульский корпус играл роль дипломатического и во главе его стоял дуайен. В то время им был величественный джентльмен, во внешности которого каждая мелочь - от монокля до белых гетр - подчеркивала принадлежность к неприступному и строгому миру безупречного консерватизма. К нему меня направили потому, что нашей разведке стало известно: его превосходительство является крупным агентом международной банды торговцев наркотиками и что он связан с Женевским Комитетом по борьбе с торговлей наркотиками при Лиге Наций, и поскольку добрая половина членов этого Комитета принадлежала к этой же банде.
Дуайен встретил меня крайне сдержанно и заговорил по-английски:
Что угодно?
Ваше превосходительство, - тоже по-английски начал я, - окажите помощь соотечественнику: у меня украли портфель, а в нем - паспорт.
Ваше имя?
Я назвал международное имя без национальности - скажем, Александр Люкс.
Гм... Где родились?
Я назвал тот город в стране, где сгорела мэрия со всем архивом.
Дуайен нахмурился. Я вынул пузатый конверт с долларами.
Для бедных этого прекрасного города, Ваше превосходительство! Но дуайен брезгливо покосился на деньги и недовольно буркнул:
Я не занимаюсь благотворительностью, это не мое дело. Кто-нибудь знает вас в нашем ближайшем посольстве? Нет? В каком-нибудь другом нашем посольстве? Тоже нет? Я так и думал! Слушайте, молодой человек, все это мне очень не нравится. Езжайте, куда хотите, и хлопочите о паспорте в другом месте. Прощайте!
Не поднимаясь, он небрежно кивнул головой, взял со стола какую-то бумагу и углубился в ее изучение.
«Неужели сорвалось? Надо идти на риск!» - подумал я. - «Ну, вперед!» Я шумно отодвинул письменный прибор, оперся локтями на стол и нагло уставился на оторопевшего джентльмена. Грубым басом на лучшем американском сленге я прохрипел:
Я еду из Сингапура в Женеву, понятно, а? Дуайен изменился в лице и с минуту молча обдумывал ситуацию. Наконец, ответил:
Из Сингапура в Женеву короче ехать через Геную!
Я вынул американскую сигарету и чиркнул маленькой восковой спичкой с зеленой головкой прямо по бумаге, которую только что внимательно читал его превосходительство. Закурил, выпустил струю дыма ему в лицо и процедил с кривой усмешкой:
Плохо соображаете, консул! Через Геную, конечно, короче, но опасней для меня, да и для вас.
Дуайен смертельно побледнел. Нервно оглянулся на дверь. Прошептал еле слышно: Да.
В Сингапуре недавно случилась заваруха... Я едва не прыснул от смеха - словечко «заваруха» никак не шло к моноклю! А о «заварухе» тогда писали все газеты: днем в центре города выстрелом в затылок был убит английский полковник, начальник сингапурской полиции. Убийца скрылся, а позднее выяснилось, что он американец, торговец опиумом и японский шпион и что полковник напал на след его преступлений.,
Вы знаете, кто стрелял в офицера?
Об чем вопрос!
На лбу его превосходительства выступили крупные капли холодного пота. Монокль выпал. Дрожащей рукой дуайен вынул платок и стал вытирать лицо.
Чего пудрить мозги? - зарычал я. - Мне нужна ксива и побыстрее: ночью выезжаю в Женеву. Да вы не дрейфьте, консул, ей и житухи-то будет не больше двух суток. В Женеве я эту ксиву отволоку в сортир. Сквозану по чистому и дам телеграмму для вашего успокоения.
Дуайен закусил губу, тяжело вздохнул и принялся заполнять паспортную книжечку.
Давайте и короля! - потребовал я, получив в руки новенький паспорт. - И чтоб с ленточкой, по всей форме! - На столе генерального консула стояла красивая рамочка с фотографией короля этой страны, увитая национальной лентой. - Короля я положу в чемодан на самый верх для таможенников: пусть прочувствуют, гады!
Дуайен с ненавистью посмотрел на меня и покорно подал портрет в рамочке.
Я вынул из пиджачного кармана пистолет, положил его на стол перед консулом, раму с ленточкой бережно спрятал в карман пиджака, пистолет сунул в задний карман брюк, пояснив:
Ну, теперь король в кармашке, а бухало на теплом месте. Пора обрываться!
Хотел для полноты картины еще и плюнуть на персидский ковер, но воздержался: можно переборщить.
Дуайен вышел из-за стола, чтобы проводить до дверей кабинета,
«Позвольте поблагодарить Ваше превосходительство за великодушную помощь соотечественнику! - почтительно пропел я самым нежнейшим и культурным голоском. - Наша страна может гордиться такими представителями!» Дуайен качнулся, как от удара. «Что? Ах, да... Да... Да, сэр!» - Он пришел в себя, овладел ситуацией и игриво взял меня за талию. «Я польщен вашим приходом, сэр! Надеюсь, вы не забудете мой дом, если опять будете в наших краях!» До двери остался один шаг. Слуга ждал с той стороны, и дверь начала уже приоткрываться. Вдруг Дуайен повернулся и полоснул меня в упор вопросом на чистейшем русском языке: «Вы из Москвы?!» Он впился мне в глаза: «А?» - не сумел удержаться я от неожиданности. Но реакция у разведчика быстрее, чем у летчика. Нечаянно уронив звук «а», я тут же придумал дальнейшую фразу, начинающуюся с английского слова «аи» (то есть я): «Я не понимаю по-польски! Что вы изволили сказать, Ваше превосходительство?» Дуайен прижал пальцы к вискам. «Простите, простите... Это от переутомления... Прощайте, сэр!»
Так холеный английский джентльмен помог прочно укрепиться на европейской почве сингапурскому элегантному «убийце». Я слетал в Женеву и оттуда дал дуайену телеграмму, а потом с этим паспортом жил не один год и удачно провел несколько операций.
Корреспондент: Дмитрий Александрович, вот вы сейчас сказали: «Прочно укрепился на европейской почве». А разве паспорт это все?
Быстролётов: Нет, конечно, но он обеспечивает юридическую основу «запускания корней в местную почву».
Богачам легче оправдать существование, нужно только знать, где находится материальная база, то есть земли венгерского графа и английского лорда, затем наладить регулярную пересылку им денег оттуда по вполне законным каналам, и все принимает естественный вид: граф может ухаживать за женщинами, лорд - лечиться, сколько им было нужно. Конечно, при тщательной проверке выяснилась бы искусственность такого построения, но вербовщик - не резидент и не работник обслуживающего аппарата: это им нужно солидное обоснование их постоянного пребывания на одном месте, в кругу одних и тех же знакомых и друзей, а вербовщик - как птица: прилетел, клюнул и снова улетел. Если удалось сорвать плод - хорошо, если нет - удрал навсегда, если поймали - погиб, уж такая это специальность.
Вербовщик слишком часто и много рискует и при провале его не спасет самая солидная маскировка. Да, вот я, кстати, расскажу, как была подведена база под существование такой трудной для законного обеспечения фигуры, как убийца из Сингапура.
В солидной буржуазной берлинской газете я дал объявление, что иностранец, желающий основать торговую фирму, ищет технических специалистов из отрасли легкой промышленности. Среди откликнувшихся оказался некий Сеня Бернштейн из Лодзи. Наша агентура его проверила. Сеня Бернштейн нашел в Лодзи Изю Рабиновича, а тот братьев Бусю и Липу Циперовичей, которых и доставили ко мне в Антверпен. Их тоже проверили.
Братья основали фирму «Циперович и Циперович», сокращенно - Цип-Цип.
Уговор - они вкладывают труд и умение, я - деньги, а чистую прибыль делим пополам.
Фирма начала скупать высококачественное шерстяное тряпье, которого в Бельгии, Англии, Голландии, Дании и Скандинавии нашлось немало.
Тряпье доставлялось в Лодзь и там, после щедрого добавления хлопчатой бумаги, превращалось в «шерстяную» ткань. Тем временем великолепный бельгийский рисовальщик, товарищ Ган ван Лоой, работавший в Англии у очень солидных текстильных фирм, заранее сообщал нам рисунки и расцветки тканей, которые будут самыми модными в следующем сезоне. Лодзинская подделка на глаз была неотличима от английского оригинала, не хватало только английской марки, поэтому наша фирма везла свое барахло в Англию, и там гладильная машина автоматически ставила по темной кромке белый или желтый штамп: «Сделано в Англии».
Теперь уже невозможно было отличить ценный товар от дряни, качество проверялось только временем: оригинал носился годами, а подделка - едва один сезон. Свою продукцию фирма сплавляла в Африку и в Южную Америку, и наши дела пошли вверх, как ракета.
Вскоре в Антверпен пожаловал Сеня Бернштейн с братьями, потом прикатил Изя Рабинович с сестрами, откуда-то вынырнули толстая тетя Рива и безрукий дедушка Эфраим. Все они сытно кормились около фирмы Цип-Цип, все меня бессовестно обсчитывали, удивляясь, откуда бог послал им такого доверчивого дурака. Ну а я тоже был доволен, потому что фирма была настоящей и давала достаточно денег для оправдания моих оперативных поездок по дуайенскому паспорту. Кстати. Я его несколько раз обменял в других странах, след к дуайену потерялся, и паспорт стал настоящим.
Корреспондент: Все, что Вы говорите, удивительно интересно, но у меня создается впечатление, что работа шла как по наезженной колее.
Неужели не случалось ошибок, срывов, провалов?
Быстролётов: Ну, зачем же так! О провалах я уже говорил: в работе вербовщика это почти всегда означает гибель, и случись такое, я был бы лишен удовольствия разговаривать с Вами. Ошибки, конечно, были, но, честно говоря, свои вспоминать не хочется, а вот чужие исправлять приходилось.
В тридцатые годы из одного нашего крупного Полпредства в Европе сбежал сотрудник, занимавший руководящую должность и потому много знавший. Переметнувшись на другую сторону, он неплохо обеспечил себя тем, что прихватил значительную сумму денег, но нужно было еще обеспечить себе политическое доверие новых хозяев. И перебежчик выдал все известные ему государственные секреты и кое-что рассказал в немедленно изданной книге. В ней он мимоходом упомянул о крупном промахе наших полпредовских работников.
Он описал такой эпизод. Однажды в Полпредство явился небольшого роста человек с красненьким носиком. В руках он держал большой и, видимо, тяжелый желтый портфель. Незнакомец заговорил по-французски:
Я хотел бы видеть военного атташе или секретаря! К нему вышел ответственный товарищ.
В этом портфеле все коды и шифры Италии. У вас, конечно, имеются копии шифрованных телеграмм местного итальянского посольства. Возьмите портфель и проверьте подлинность моего товара. Когда убедитесь - выплатите 200 000 французских франков. При очередной перемене кодов и шифров вы получите их снова и заплатите ту же сумму. Вы обеспечены на многие годы! Фашистская Италия уже раздувала пламя войны, ее дипломатическая переписка в мировом масштабе представляла для нас значительный интерес, и поэтому незнакомец был просто подарком судьбы. Ответственный товарищ молча взял портфель, тщательно проверил коды и шифры и убедился в их подлинности. Затем он сфотографировал их и вернул незнакомцу, возмущенно заявив:
Это провокация! Убирайтесь вон или я вызову полицию!
Незнакомец понял маневр и пришел в ярость, но сдержал себя, злобно прошипев:
Вы не представители великой державы, а жалкие мошенники.
С тем он и удалился.
Ответственного товарища похвалило непосредственное начальство: ведь он сэкономил для страны большие деньги.
Книжку перебежчика с этим эпизодом прочли в Москве. Меня срочно вызвали из глубокого подполья. Я благополучно добрался в столицу, миновав полдесятка границ.
Мне подарили книгу, открытую на нужной странице. На полях синим карандашом было начертано: «Возобновить!»
Мне сказали, указывая пальцем на слово «возобновить», жирно сияющее на полях: «Это написал Сталин. Сегодня же ночью уезжайте за рубеж, найдите этого человека и возобновите получение от него всех материалов!»
Я раскрыл рот:
Да где ж его найти?
Ваше дело.
Ведь о нем только и известно, что он маленький с красным носиком. На земном шаре таких миллионы!
Возможно.
Как же его искать?
Если бы мы это знали, то обошлись бы и без вас. Приказ понятен? Выполняйте. Денег получите без ограничений, время на операцию дается жесткое. Идите!
Так я снова очутился на берегу Женевского озера.
Сел на скамейку и принялся не спеша кормить лебедей. На земном шаре два с половиной миллиарда человек. Где-то среди них бродит и мой Носик. Как его найти? С чего начать?
Среди моих подчиненных была молодая пара, Пепик и Эрика, смелые и исполнительные люди, оба хорошие фотографы. Я послал их дежурить около итальянских посольств в качестве уличных фотографов с заданием заснять всех чиновников небольшого роста. Начать с больших столиц и постепенно перейти к маленьким. Поименные списки чиновников у меня уже были. Но, кормя лебедей, я подумал, что Носик не может быть чиновником и связан он наверняка не с маленьким городом. Он не изменник, а передатчик изменника и работает в большой столице.
Через неделю лебеди уже узнавали меня и мчались со всех сторон, едва я усаживался на скамье. А я думал. Нет, риск такого предательства слишком велик... Чиновник посольства, имеющий доступ к шифрам, у всех на виду. Передатчик будет замечен... Предателем может быть только работник шифровального отдела итальянского Министерства иностранных дел.
Через неделю я уточнил: «Или член правительства!»
Я съездил в Рим, в раздумье походил около прекрасных старинных дворцов. Где-то в них сидит предатель, но мне его не найти... Надо искать с другого конца - с передатчика.
К тому времени пришли материалы от фотографов - ничего подходящего - и письмо из Москвы, в котором дополнительно сообщалось, что ответственный товарищ запомнил две приметы незнакомца: Носик держался развязно и не выглядел вышколенным дипломатом, и на его лице обращал на себя внимание золотистый загар, а красноватый цвет носа объяснялся, вероятно, не пристрасти ем к вину, а солнечным ожогом.
В тот день лебеди получили тройную порцию. Во-первых, манеры Носика подтверждали мою догадку - он не предатель своей родины, а только агент предателя, а золотистый загар... Я думал неделю и вдруг ударил себя по лбу - это горный загар, Носик или швейцарец, или живет здесь! Но где же именно? Где в крохотной Швейцарии может болтаться агент предателя, имеющий дело с разведками и идущий на смертельный риск? Только в Женеве! В городе, где вокруг Лиги Наций кишат агенты трех десятков разведок, зная свою безнаказанность, потому что никто из них местными швейцарскими делами не интересуется.
Носик живет в Женеве! Он бродит по улицам рядом со мной!!!
Лебеди опять получили тройную порцию, а я вызвал к себе Ган Ван Лооя, моего чудесного антверпенского рисовальщика.
Надо сказать, что Женева - скучный, чопорный кальвинистский город, и все веселые иностранцы, особенно сомнительного поведения, непременно бывают в двух местах - в дорогом «Интернациональном баре» и в более дешевой пивной «Брюссери Юниверселль». Стены обоих заведений увешаны портретами именитых посетителей с их собственными автографами. Среди портретов немало фотографий, но попадаются и бойко рисованные заезжими художниками. Сказано сделано. Я засадил Гана в «Брюссери», а сам уселся с карандашом и бумагой в «Баре». И оба мы за один день вычислили Носика.
Корреспондент: Не может быть! Ну, и что было дальше?
Быстролётов: Дальше предстояло рискнуть. Признаться ему, что я советский агент, мне показалось нецелесообразным, потому что оскорбленный Носик, вероятно, не доверял нам и ненавидел нас больше, чем кого бы то ни было. И я решил - выдам-ка себя за японского шпиона, и пусть поможет мне сам великий Будда!
Бармен Эмиль, агент всех разведок мира, подал мне виски с содовой, когда я уверенно опустился в кресло рядом с Носиком. Посетителей было мало, и Эмиль отвлекся болтовней с красивой американкой.
А ведь мы знакомы! - нагло начал я, раскрывая золотой портсигар.
Что-то не помню! - удивился Носик, но сигарету взял. - Кто же нас познакомил?
Не кто, а что, синьор, - ответил я, сделав внушительную паузу, прошептал Носику в загорелое ухо:
Итальянские шифры! Он вздрогнул, но сразу овладел собой.
Эмиль, плачу за обоих! Выйдем, мсье. На улице он очень крепко сжал мне локоть:
Локоть здесь ни при чем, а стреляю я отлично, - ответил я со смехом. - Будем друзьями! Японцы не могут сами вести свои дела из-за разреза глаз и цвета кожи, но они молчаливы, как могила, и хорошо платят. Я знаю, что у вас бывает товар, а у меня всегда деньги. Повторяю, давайте будем друзьями!
Корреспондент: Носик, конечно, спросил, откуда вы узнали, что он торгует шифрами?
Быстролётов: Не будьте наивным. Таких вопросов разведчики не задают и на них не отвечают.
Мы стали сотрудничать и постепенно выяснилось следующее: торговлю шифрами Италии на широкую ногу поставил граф Чиано, министр иностранных дел, женатый на Мафальде Муссолини. После опубликования книги нашего перебежчика, Чиано организовал провокацию с исчезновением шифровальных книг в одном из итальянских посольств, нагрянул туда с ревизией и обвинил невинного человека в измене. Невиновный был уничтожен, а Чиано прослыл неукротимым борцом с изменой. Кстати, этим защитным маневром он подтвердил информацию о своей роли в этом деле, по крохам собранную моей неутомимой молодой парой.
Носик оказался отставным офицером швейцарской армии, итальянцем по национальности, с большими связями в Риме и в Ватикане: его дядя был кардиналом. Работать с Носиком было не скучно. Получив пачку денег, он, прежде всего, нюхал их и серьезно спрашивал:
Настоящие?
Конечно, - возмущался я.
Ну и дураки же ваши японцы! Напишите, чтобы они поскорее начали сами печатать доллары, с их тонкой техникой это получится великолепно. Платите мне не 200 000 настоящих франков, а 1 000000 фальшивых долларов - и мы квиты!
Плохо было лишь то, что этот жулик шел на риск по мелочам. Однажды в Довере, в Англии, мы высадились с парохода и шли в группе пассажиров первого класса - их пропускали без задержки. Был туманный вечер, кругом стояли бобби с собаками и фонарями на груди. Вдруг из штанины Носика покатилось что-то белое. Я замер. Бобби скромно потупил глаза, леди и джентльмены тоже. Носик спокойно нагнулся и сунул белый моток себе в носок.
Брюссельские кружева! - объяснил он мне. - Везу для приработка!
Я едва не избил его... А потом он чуть не застрелил меня: я спасся случайно, ведь это был не государственный работник и патриот, а жулик-одиночка, и злоба в нем взяла верх над разумом. Он продал новые шифры сначала японцам в Токио, а потом мне в Берлине.
По списку купивших государств установил, что я - советский разведчик. Побелел от злобы: выходило, что мы удачно перехитрили его во второй раз! Начал убеждать меня немедленно поехать к нему в Швейцарию, где он познакомит с графом Чиано и Мафальдой. Я согласился. Вечером мы сели в его мощную машину и помчались на юг.
Шел проливной дождь. Мы неслись, как вихрь, обгоняя попутные машины. Оба молчали. На рассвете прибыли в Цюрих. Остановились перед большим темным особняком на горе Дольдер. Носик отпер ворота. Входную дверь. Зажег свет. Роскошный вестибюль был пуст, на статуях и картинах лежал толстый слой пыли, мебель была в чехлах. Я сразу почуял ловушку.
Носик начал раздеваться. Я встал перед зеркалом так, чтобы следить за каждым его движением. Он старался зайти мне за спину. Пистолет я держал в кармане, и пуля была в стволе. Я увидел, как с перекошенным от злобы лицом он стал вынимать пистолет из кобуры под мышкой. Преимущество было у меня, но стрелять не пришлось: на улице коротко и сильно рявкнул автомобильный гудок - город просыпался, начиналось движение.
От неожиданности Носик вздрогнул и выдернул руку.
«Дурак, - сказал я. - Это мои товарищи подъехали и дали мне сигнал: если через десять минут я не выйду, то они ворвутся сюда и без лишнего шума сделают из вас отбивную котлету. Мы сильнее. Поняли? Повторяю, не валяйте дурака! А еще разведчик, даже не заметил, что за нами от самого Берлина мчалась вторая машина!»
Носик заныл насчет денег, я обещал добавку и счастливо выбрался из особняка. Заметил номер и улицу. Особняк стал исходной точкой для выяснения личности Носика и его связей.
Так Носик из-за раздражения допустил ошибку и поймал в ловушку самого себя. Это бывает!
Быстролётов: Не надо перебивать. Я ведь человек пожилой, уважайте старость. Итак, вербовщик ведет сразу несколько дел, он рискует не только собой, но и теми, кто уже начал для нас работать. Начальником нашей вербовочной бригады был генерал-майор, человек богатырского роста и сложения, очень образованный, венгр по национальности. Мы звали его Тэдом.
Когда получение материалов от завербованного налаживалось, наша бригада передавала агента другой бригаде, эксплуатационной. В те годы около богатых американских туристов в Италии и Франции постоянно терся юркий итальянский еврей по кличке Винчи, торговец фальшивыми антикварными вещичками - в Италии существует целая промышленность, изготовляющая эту поддельную старину на потребу богатым невеждам из-за океана. В этом неопрятном человечке с потертым чемоданчиком в руках самый зоркий глаз не смог бы распознать нашего разведчика, начальника эксплуатационной разведывательной группы. Звали его Борисом. Борису мы и передали Носика.
Но за время работы со мной Носик успел познакомить меня с одним матёрым французским разведчиком Лемуэном, зловещего вида стариком, торговцем чужими кодами. Старик развлекал меня рассказами о том, как во время первой мировой войны собственноручно расстреливал на французско-испанской границе разную подозрительную мелюзгу, и угощал меня вином и устрицами, и всё старался заманить на французскую территорию. Нехотя, ради установления дружеских отношений с японской разведкой, он продал мне несколько очень нужных шифров: шли предвоенные годы, информация со всех сторон была крайне необходимой. А я выследил в Цюрихе свидание Лемуэна с удивительно красивой брюнеткой и сумел познакомиться с ней. Она оказалась любовницей важного румынского генерала, который снабжал своих французских хозяев интересной для нас информацией о СССР и Румынии! Как я сумел втереться к ней в доверие? Деньгами. Ссылкой на Японию, которая хранит тайны как могила. Ну, и своей молодостью: генерал-то, знаете, был весьма поношенным стариком, а убийца из Сингапура - элегантным наглецом в расцвете сил, - такие нравятся многим женщинам, в том числе и курьерам между Бухарестом и Парижем.
За столиком, у бутылки шампанского во льду, мы, вероятно, казались весьма живописной парой - она в глубоко декольтированном платье, я во фраке. Мы шептались как юные влюблённые: "Если вы меня предадите, то будете убиты, как только высунете нос из Швейцарии!" - говорила она мне в ухо, сладко улыбаясь. Я улыбался ещё слаще и шептал в ответ: "А если вы предадите меня, то будете убиты вот здесь, в Цюрихе, на этой самой веранде, над синей водой с белыми лебедями!"
Из всего сказанного вы видите, что разведывательная нить часто даёт ответвления: тянешь одну рыбку, вытягиваешь три, а весь улов всегда получал наш юркий еврей - торговец фальшивыми древностями!
Корреспондент: А как шла работа у лорда?
Быстролётов: Лорд появлялся на сцену только в моменты самой смертельной опасности.
В предвоенные гонка вооружений всегда чрезвычайно ускоряется и переходит в безумную чехарду. В такой обстановке, однажды в Берлине меня вызвал резидент и приказал срочно съездить в фашистский Рим и доставить оттуда в гитлеровскую Германию армейский газозащитный комбинезон и ручной пулемет. Через две границы! Хрустящий комбинезон защитного цвета и пулемет (правда, без ручки!). Это было очень серьёзное поручение. Я вызвал Пепика и Эрику, свою молодую чету, руководить операцией взялся Тэд, Борис вызвался в помощники.
Утром в Риме к вагону люкс экспресса Рим-Берлин явилась хорошенькая монахиня в форме ордена, помогающего больничным больным, и служитель из американской больницы, тоже в форме. Они под руки вели скрюченного больного, укутанного с головой так, что из-под пледов торчал только жёлтый трясущийся нос. За этой троицей шёл вышколенный молодцеватый слуга, который небрежно нёс в руке элегантный, на вид полупустой саквояж, а на плече - высокую брезентовую, обшитую кожей сумку, из которой торчали металлические концы клюшек для игры в гольф. Сестра по-итальянски с английским акцентом объяснила проводнику вагона, что больной - сумасшедший лорд, страдающий буйными припадками. Он кусается, но укусы безопасны, безумие через слюну не передаётся, надо только беречь себе глаза. Припадки могут начаться от резкого стука и дребезжания.
Монахиня сунула проводнику такую пачку лир, что тот взглянул, охнул и бросился обвязывать чистыми полотенцами все дребезжащие предметы в купе - стаканы, графины, ночной горшок. Лорда бережно усадили и заботливо прикрыли ещё одним пледом, больничный служитель сел с одной стороны, монахиня - с другой. Служитель уставился в лорда, как охотничья собака на стойке, а монахиня открыла евангелие и стала шёпотом читать, отсчитывая страницы на чётках.
Тем временем атлетически сложенный слуга небрежно поставил шикарный чемодан к стене, под окно, как раз против двери, а сумку с клюшками сунул в угол, козырнул и ушёл. А в его небрежности и был большой смысл - саквояж с комбинезоном был не тяжёл, но сумка с клюшками и пулеметом весила немало - сам непомерный вес сумки обратил бы внимание любого носильщика. Но главное заключалось в том, что дуло предательски торчало из сумки и хорошо просматривалось между стальными лопаточками клюшек: наша затея была психологической атакой, весь расчёт ставился на то, что ни итальянские чернорубашечники, ни швейцарские жандармы, ни гитлеровские эсэсовцы, поражённые необычным видом его лордства, не обратят внимания на саквояж и клюшки: они будут смотреть только на лорда, который кусается! Так и случилось: на границах проводник ещё издали шипел представителям власти "с-с-с!" и, захлебываясь, рассказывал о необыкновенном больном, монахиня молилась не поднимая глаз, служитель сидел в позе пса, готового ринуться на добычу.
В Цюрихе явился невысокий юркий врач в белом халате. Молча сделал больному инъекцию, молча выслушал доклад монахини и удалился. На немецкой границе эсэсовцы только рты раскрыли: "Настоящий лорд?" - "Вот его паспорт!" - "И кусается?!" - "Как собака!" - "Герр Готт! Доннер веттер нох маль!" Наша смерть на цыпочках прошла мимо, даже не взглянув на кончик дула...
Корреспондент: Записано, Дмитрий Александрович. А что делал его сиятельство?
Быстролётов: Я коротко расскажу одну историю, весь смысл которой читатель должен понять сам: это тема для сложного психологического романа, такой материал смог бы по настоящему оценить и рассказать только Достоевский. Готовясь к войне с Советским Союзом, гитлеровцы немало внимания, усилий и денег потратили на получение информации о положении в нашей стране. В Германии было организовано несколько центров, откуда и начала развертываться разведывательная работа. Один из таких центров внешне был замаскирован в управлении германского треста химической промышленности. Поток добытых сведений обрабатывался в очень засекреченном помещении, а готовый материал укладывался в сейфы. В качестве технического работника, хранителя и зоркого надсмотрщика к центру была приставлена немолодая женщина, в детстве тяжело изувеченная в автомобильной катастрофе, лишённая семейной жизни и крайне озлобленная. Весь естественный пыл души она обратила на фанатическое служение фюреру и Третьей Империи. Конечно, являлась старым членом гитлеровской партии и ярой эсэсовкой. Это был бешеный пёс, рычавший с цепи на каждого приближающегося к заветной железной двери. Приручение этого опасного животного и было поручено мне.
Клясться в любви и падать на колени тут было бессмысленно - отталкивающая наружность не позволяла ей верить в подобную грубую ложь. И я начал издалека. При первом же весёлом разговоре легкомысленный граф признался, что точно не знает, кто такой герр Адольф Гитлер - кажется, адмирал, или профессор, что ли... Пёс ужаснулся. Его заинтересовало - на какой же почве может расти такое чудовищное богохульное невежество? Выяснилось: на почве богатства, лени, лёгких успехов у женщин. Пёс смекнул, что граф от природы далеко не дурак, и если его обработать, то он может стать полезной для Германии пешкой.
Пса охватило желание сделать из легкомысленного балбеса настоящего человека. И пёс принялся за дело. Сначала возникла привычка. Потом привязанность. Наконец, любовь. Но какая! Кровожадные псы умеют любить, это я увидел сам... А всё должно было закончиться естественным финалом - браком. Нужно было только до венчания, для упорядочения денежных средств графа, помочь ему кое-каким советом по части химической промышленности, в которую граф по своему легкомыслию вложил деньги. И ещё помочь спекульнуть на бирже... И ещё...
Словом, через три года я сдал прирученного пса нашему торговцу фальшивыми драгоценностями. Потом граф уехал в свой замок для подготовки его к свадьбе и вдруг - о, ужас! - был случайно убит на охоте: опечаленный синьор де Винчи показал невесте газеты с извещением в траурных рамках. Что с ней сделалось... Несчастную еле спасли... Да, псы умеют любить! А разведчики умеют требовать работы от тех, с кем они связаны! Словом, всё пошло нормально, только неутешная невеста-вдова навсегда оделась в траурные платья.
Корреспондент: И все? - разочарованно протянул я.
Быстролётов: Нет. Главное в этой истории - конец! Работа потребовала моего приезда в Берлин. Озираясь по сторонам, я направился в большое кафе на Курфюрстендамме, где было назначено свидание, и уже взялся было за створку вращающейся прозрачной двери, как вдруг увидел, что за эту же створку с другой стороны взялась моя невеста-вдова. Мы замерли по обеим сторонам двери, не имея сил оторвать глаза от наших побледневших лиц. "Простите!" - вдруг раздалось сзади меня - это группа эсэсовских офицеров подошла к вертушке и вежливо отстранила меня.
В это мгновение моя невеста-вдова вдруг дико закричала, повалилась на пол и забилась в истерических рыданиях. Офицеры поскорей вбежали в кафе и наклонились к упавшей. Я получил те несколько минут, которые разведчику нужны, чтобы исчезнуть, остаться в живых и позднее давать интервью журналистам.
Корреспондент: Я открыл новую страницу блокнота.
С нетерпением слушаю, Дмитрий Александрович!
Но мой собеседник расхохотался.
Быстролётов: Видите гору папок? Замечаете, что девушки уже не уходят и мнутся у двери? У меня было полтора десятка паспортов, столько же масок и множество приключений - всего не расскажешь. Нам пора закругляться.
Корреспондент: Но псевдоним себе вы придумали очень удачно!
Быстролётов: Нет, Быстролетов - это настоящая фамилия матери. Она была кубанской казачкой.
Корреспондент: А кто был отец?
Быстролётов: Граф Александр Николаевич Толстой.
Корреспондент: Дмитрий Александрович, Вы пока ни слова не сказали о войне, о Вашем в ней участии.
Быстролётов: Справедливое замечание. Надо сказать, что перед самым началом войны во мне созрело твердое решение заняться, наконец, научной работой. Вернувшись в Москву из очередной командировки, я даже написал соответствующий рапорт. Но меня не отпустили. Я был вызван к Наркому. Начальник нашей разведки поделился планами направить меня в Антверпен, где я вступаю в бельгийскую фашистскую партию, оттуда еду в Конго и покупаю там плантацию или завожу торговое дело, потом еду в Южную Америку, где в Сан-Паулу у гитлеровцев имеется мощный центр. Там я перевожусь из бельгийской в немецкую фашистскую партию. Выдвигаюсь как фанатик-активист. Перебираюсь в Германию и остаюсь там на все время войны как наш разведчик, работающий в Генеральном штабе рейхсвера.
Нарком взял синий карандаш и поперек доклада написал: «Утверждаю». Вышел из-за стола. Сказал: «Ни пуха, ни пера! Родина вас не забудет».
Обнял, трижды поцеловал и крепко пожал руку.
Быстролётов: Ну, нет! Это отдельная история и комкать ее не следует - право жалко! Я хочу написать три книги о пережитом. Первая уже написана, она условно называется «Грозовой рассвет над Африкой».
Третья тоже готова. Я назвал ее «Возмездие». Но вот вторая, «Неприкаянная любовь», пока только обдумывается, а она служит мостом к третьей. Надеюсь, все они выйдут в свет, и вы прочтете их. /2/ А пока, благодарю за внимание.
1 Краткая биография Д.А. Быстролетова (Толстого)
Быстролетов Дмитрий Александрович родился в крымском имении московского мецената Скирмунта С. А. 3 января 1901 года. Мать – Быстролетова Клавдия Дмитриевна, отец – граф Толстой Александр Николаевич.
В Первую мировую войну Дмитрий Быстролетов в составе второго флотского экипажа ВМФ принимал участие в десантных операциях на Черном море, в августе 1916 введен в личное почетное гражданство Российской империи, в 1917 г.в Графское достоинство. Несколько раз эмигрировал из России, в 1925 восстановлен в Советском гражданстве. С 1924 по 1937 годы по линии внешней разведки СССР занимался экономической, технической, военной и политической разведкой.
Обеспечил СССР многими новейшими западными техническими и технологическими разработками, образцами новых вооружений. Организовал получение дипломатических кодов и шифров: нацистской Германии, фашистской Италии, Австрии, Франции и Великобритании; секретной информации из Госдепартамента США; контролировал личную переписку Гитлера и Муссолини, …
Обучался: в Севастопольском морском кадетском корпусе; в Анапской классической гимназии и мореходной школе; в Константинопольском колледже для европейцев-христиан; в Пражском и Цюрихском университетах; в Берлинской и Парижской академии искусств.
Специальности: моряк и штурман дальнего плавания, доктор права и медицины, художник-график, фотограф, переводчик - владел 20 иностранными языками.
В 1932 и 1935 годах совершил путешествия по труднодоступным районам Бельгийского Конго и Сахары.
С 1937 г. член «Союза художников СССР».
В 1938 г. арестован, отбыл в заключение 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., реабилитирован в 1956 г..
Жил и работал в городе Москве.
2 Свыше 700 сайтов в Интернете содержат статьи, мнения и отзывы о нашем товарище и коллеге Быстролетове Дмитрии Александровиче и его произведении «Пир бессмертных». Информация, размещенная на этих сайтах, за редким исключением, мало соответствует действительности. Авторы или не знают темы, или преследуют свои интересы. С подобным положением дел мы не можем мириться и приняли решение подготовить серию публикаций о жизни и деятельности Д.А. Быстролетова.Раскрывая дела давно минувших дней, мы хотим на конкретном примере показать работу чекистов - сотрудников первого поколения внешней разведки СССР... Полагаем, жизнь, и дела этих людей послужат примером для подрастающего поколения…
Статья подготовлена к печати С.С. Милашовым и В.М. Комиссаровым
Владимир Михайлович КОМИССАРОВ, член Общества изучения истории отечественных спецслужб
Сергей Сергеевич МИЛАШОВ. Родился в г. Москве в 1944 году. Образование высшее. Занимался научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами в оборонных отраслях промышленности СССР.
В 1991 году в Государственной Ленинградской публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (Российская национальная библиотека) создал фонд Быстролётова, в котором хранятся рукописные и машинописные рукописи четырех книг (из 16) воспоминаний Д.А. Быстролетова, объединенных общим названием «Пир бессмертных», часть рисунков и фоторепродукции с фотографий Д.А. Быстролётова.
Правопреемник и правообладатель литературных и художественных произведений Д.А. Быстролётова.)
Текстовые материалы С.С. Милашов, 2008
Историко-публицистический альманах “Лубянка”. Вып.8
"Архивные материалы об оперативной деятельности легендарного российского разведчика Дмитрия Быстролётова никогда не станут достоянием общественности, так как до сих пор содержат данные высочайшей секретности", сообщил РИА Новости 9.3.2011 руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки (СВР) РФ Сергей Иванов
Он блестяще владел 22 иностранными языками, прекрасно рисовал, на профессиональном уровне знал медицину. Дмитрий Александрович сумел проникнуть в тайны МИД Великобритании, добыть секретные шифры и коды Австрии, Германии, Италии… Контрразведки многих европейских стран безуспешно пытались выйти на след удачливого советского разведчика. В 1938 году после выполнения очередного задания Центра Дмитрий Быстролетов возвращается в Москву, где его арестовывают по ложному доносу. В 54 года Быстролетов вернулся в Москву. Инвалидом I группы, без средств к существованию, без жилья. Он зарабатывал деньги переводами с разных языков, работал над своей книгой «Пир бессмертных». Умер разведчик в 1975 году в нищете.
Истопник.
Одной из первых успешных операций Быстролетова стала разработка истопника германского посольства в Праге по имени Курт. По имевшимся в резидентуре сведениям, помимо своих прямых обязанностей он занимался и сожжением секретных документов. Дмитрий начал с наружного наблюдения. Вскоре выяснил, что Курт - большой любитель пива. По субботам он регулярно посещал пивную около Вацлавской площади. Там Курт сидел до закрытия, выпивая за вечер ровно шесть кружек пива. В разговоры истопник не вступал, хотя по-чешски говорил свободно, правда, с акцентом. Курт, по-видимому, был судетским немцем. Быстролетов решил изобразить прибалтийского немца, которого война и революция, так же как и Курта, изгнали с родины.
Быстролетов больше месяца проводил субботние вечера в пивной. Когда уже примелькался, пришел позже обычного. Спросил разрешения по-чешски с немецким акцентом занять свободное место рядом с Куртом. Слово за словом, и завязался оживленный разговор. Захмелевший немец был рад соплеменнику. После нескольких встреч Курт уже считал Дмитрия близким приятелем. Между делом разведчик выяснил, что Курт раз в неделю сжигает в топке котельной документы в присутствии третьего секретаря и охранника посольства. Но они ничего не смыслят в этом деле. Стоит истопнику включить тягу на полную мощность, и пламя мазутной форсунки пойдет поверху, а нижний слой документов остается нетронутым. И тогда Быстролетов предложил истопнику выгодное дельце. Он найдет покупателя на документы, которые будет приносить Курт, а сотня-другая крон им не помешает. Решающую роль сыграло то, что приятель Курта поклялся не раскрывать покупателю, от кого он получает товар.
Венгерский граф.
Дмитрий Быстролетов был мастером перевоплощения. Чаще всего в ход шел венгерский граф. Именно эту маску Дмитрий использовал для обольщения немки, фанатичной поклонницы Гитлера. Дело в том, что она в службе безопасности рейха ведала архивом агентурных данных об СССР. Советская разведка ею очень заинтересовалась. Но как к ней подобраться? Это была история в духе мелодрамы. Изображая венгерского графа, Быстролетов сумел с ней не только познакомиться, но быстро сблизиться и даже стать ее женихом. Дело шло к свадьбе. Но копии нужных документов были уже добыты. И невеста получает сообщение, что граф трагически погиб на охоте в задунайских лесах. Егерь неудачно выстрелил, медведь остался жив, а заряд попал в графа. Несчастная невеста одела траур. Однако этой парочке суждено было еще раз столкнуться в дверях берлинского кафе. Несостоявшаяся невеста упала в обморок, а Быстролетов воспользовался суматохой и быстро исчез.
Охотник за шифрами.
Дмитрий Быстролетов сумел завербовать сотрудника британского Форин оффис “Арно” - шифроващика Эрнеста Х.Оулдэма, от которого были получены английские шифры и коды, еженедельные сборники шифротелеграмм МИД, другие секретные документы. Вообще получение дипломатических шифров европейских стран стало его специализацией. В период с 1930 по 1936 год Быстролетов получил германские шифры и установил контакт с сотрудником военной разведки Франции. От него были получены австрийские, итальянские и турецкие шифровальные материалы, а также секретные документы спецслужб гитлеровской Германии.
Одновременно с работой.
Одновременно с работой в разведке в 1931-1935 гг. Быстролетов учился на медицинском факультете Цюрихского университета и получил диплом доктора медицины по специальности “Акушерство и гинекология”. Тогда же, как практикующий врач одной из швейцарских частных клиник, сделал научное открытие о регулировании пола будущего младенца при планировании семьи.
В Берлине и Париже он также обучался в Академии художеств и брал уроки у художников-графиков.
В опале.
Приказом по ОГПУ от 17 сентября 1932 года Быстролетов был награжден почетным боевым оружием с надписью “За беспощадную борьбу с контрреволюцией” от коллегии ОГПУ. В 1937 году Быстролетов с женой возвратились в Москву. В том же году он стал членом Союза художников СССР.
После возвращения Быстролетов работал в центральном аппарате разведки. 25 февраля 1938 года он был неожиданно уволен из НКВД и переведен во Всесоюзную торговую палату на должность заведующего Бюро переводов. В ночь с 17 на 18 сентября 1938 года Быстролетов был арестован по обвинению в шпионаже и в связях с расстрелянными к тому времени Н.Самсоновым (был резидентом советской разведки в Берлине) и Теодором Малли, а также перебежчиком И.Рейсом. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Дмитрия Быстролетова к 20 годам заключения в лагере общего режима. Его жена и одновременно сотрудница по разведработе покончила с собой после ареста мужа.
Предпочел тюрьму.
В 1947 году Быстролетов был доставлен в МГБ СССР. Министр госбезопасности Абакумов предложил Дмитрию амнистию и возвращение на работу в разведку. Быстролетов от амнистии отказался, потребовал повторного суда и реабилитации. Абакумов такой реакцией заключенного был взбешен. Он сказал: “Этот человек уже через неделю мог гулять по Парижу, но предпочел тюрьму”.
После беседы с Абакумовым Быстролетова отправили в спецтюрьму “Суханово”, где он три года содержался в одиночной камере, в итоге тяжело заболел. После лечения в тюремной больнице был отправлен на каторжные работы в Озерлаг, затем в Камышлаг.
В 1954 году Дмитрий Александрович, наконец, вышел на свободу. В 1956 г. реабилитирован.
После освобождения.
Когда Быстролетов после 16 лет заключения вышел на свободу, он жил в Москве в крохотной комнатке старой коммуналки. “Она напоминала, - рассказывал Дмитрий Александрович, - то ли каюту 3-го класса, то ли камеру дореволюционного образца”. Повернуться там было негде - стол, стул, кровать.
После освобождения Дмитрий Быстролетов работал научным консультантом в НИИ медицинской и медико-технической информации министерства здравоохранения СССР. С января 1957 г. работал во Всесоюзном институте научной и технической информации переводчиком с английского, немецкого, датского, голландского, норвежского, африканерского, шведского, португальского, испанского, румынского, французского, итальянского, сербохорватского, чешского, словацкого, болгарского и польского языков в области биологии и географии. С ноября 1958 г. Дмитрий Александрович - языковый и литературный редактор реферативного журнала Академии медицинских наук СССР, а затем НИИ медицинской и медико-технической информации министерства здравоохранения СССР.
Вот что писала жена Дмитрия Александровича Председателю КГБ СССР Ю. В. Андропову, за несколько месяцев до смерти мужа:
Глубокоуважаемый Юрий Владимирович!
Полное равнодушие и безразличие к судьбе моего бедного больного парализованного мужа заставило меня обратиться к вам…
Быстролётов Дмитрий Александрович - полузабытый герой нашей разведки в предвоенные годы…
Оба мы старики, многие тяжелые годы прожившие вместе. Мы инвалиды первой и второй группы. Нам вместе около 150 лет. Во время допросов мой муж был изувечен избиениями - ломали ребра, загоняя их обломки в легкие.
В лагерях - холод, голод, этапы при сильных морозах. Два инсульта. 26 октября 1954 года он приехал в Москву.
При первой группе инвалидности его приютил медицинский реферативный журнал, где при знании 22 иностранных языков Быстролётов, больной старик, проработал языковым редактором до 1974 года, пока не был снова парализован.
Он инвалид, работать не может - потеря речи и другие осложнения. Вместе мы получаем пенсию соцстраха. На жизнь и лекарства ее не хватает. Учитывая всё вышеизложенное, прошу вас о назначении моему мужу Быстролётову Д. А. персональной пенсии.
Иванова Анна Михайловна.
Загрузка...
