Буржуазная мысль понемногу движется вперёд. Она признаёт успехи СССР, за исключением одного, речь о котором ниже. Она готова признать неизбежность Октябрьской революции. Она уже знает об инвестиционных циклах в СССР 30-х годов. Она доходит до мысли о репрессиях 1937-1938 годов как о борьбе внутри правящего слоя. Её "беспокоит, хотя и не слишком удивляет, насколько упорно все российские проблемы и предлагаемые решения строятся вдоль шкалы, где за верхний уровень принимаются идеологические ценности и культурные практики некоего обобщенного Запада. Эта историческая шкала обычно называется модернизацией. Но одномерная перспектива искажает и реальные политические цели, и доступные России средства ". Кстати, авторы цитаты в своей статье снова и снова переходят к той же одномерной шкале. Практически во всех статьях журнала, из которого взята данная цитата , снова и снова проводится мысль о том, что несмотря на достижения СССР, его развитие должно было вернуть его на капиталистический путь. Можно было бы разобрать заблуждения в каждой статье этого журнала, но для этого пришлось бы писать слишком многа букафф, и это не разъяснило бы самые спорные вопросы: Почему распался СССР? Возможно ли было предотвратить распад? Дело не только в том, что буржуазная мысль вынуждена пользоваться ложными понятиями, и раскрытие её лживости ещё не разъясняет сущность явления. Дело в том, что сами эти вопросы ложны.
Я не понимаю нынешнего плача по почившему в бозе советскому образованию. Мы, советски образованные люди, не смогли противостоять лживой пропаганде эпохи перестройки и гласности. Нам говорили, что Маркс устарел, а мы только нерешительно кивали в ответ, и лишь немногие - с сомнением. Несмотря на наше "самое лучшее в мире образование", в 1983 году генсек ЦК КПСС отметил: "Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не знаем в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок". А теперь оцените его слова, учитывая дипломатический язык, которым он был вынужден пользоваться в 1983 году. "Не знаем в должной мере", "не полностью", "так сказать" - это сейчас звучит очень осторожно, а тогда это было как ведро холодной воды на голову каждому члену ЦК. "Не знаем в должной мере" означает, что не знаем настолько, чтобы действовать рационально, не знаем настолько, чтобы планировать, наша жизнь ничем не лучше капиталистической анархии, о недостатках которой твердит агитпроп. А зачем тогда были все эти усилия, без которых обошлись страны "некоего обобщённого Запада"? Это главная претензия к революции со стороны советского общества 80-х. Не будем говорить, насколько ложны были эти претензии. Будем говорить о революции.
В 1967 году Исаак Дойчер прочёл несколько лекций, изданных под названием "Незавершённая революция ". Когда я говорю о недостатках советского образования, я говорю в том числе о том, что такая работа появилась не в СССР. Не могла она появиться в СССР, и это его сгубило, в том числе.
Это лекции, а не подробная книга, поэтому изложение тезисное, с малым числом иллюстраций, почти без ссылок. Её тезисы трудно передать в сжатом виде, придётся их просто цитировать.
Рассуждения о русской революции почти всякого марксиста или буржуазного мыслителя, щеголяющего знанием марксизма, можно изложить двумя словами: "незаконная революция". Она нарушила законы марксизма. Дойчер пишет так: "Карл Маркс и его ученики надеялись, что пролетарская революция будет свободна от лихорадочных поворотов, ложного сознания и иррациональных решений, характерных для буржуазной революции. Конечно же, они имели в виду социалистическую революцию в ее «чистой форме»; они предполагали, что она произойдет в промышленно развитых странах, находящихся на высоком уровне экономического и культурного развития". Здесь было бы неплохо поместить ссылки на подобные надежды Маркса. Если у меня будет начитанный читатель, возможно, он укажет мне эти ссылки. Я же заметил, что говоря об общественном развитии, Маркс подчёркивал, что законы его проходят в виде тенденции, некоего общего направления, вырисовывающегося в людской суете. Сознание отдельных людей отражает состояние общества, уровень его развития. Если уровень развития общества таков, что его сознание истинно, то зачем ещё нужна революция? Если решения рациональны, то у действующих масс уже коммунистическое сознание. Вот, нынче действия властей по поддержанию капитализма иррациональны, безумны, и так же безумны действия масс, поддерживающих власти. Причём, это безумие наиболее выражено в наиболее развитых странах. И как при всём этом делать рациональную революцию? Революция есть не только преобразование способа производства, это и развитие общественного сознания, от капиталистического безумия к коммунистическому разуму. Но это не мгновенное дело. Это требует времени, действий, массы учатся коммунизму, а учёбы без ошибок не бывает. Потом, задним числом, люди поймут, что было верно, разумно Дойчер объясняет иррационализм советской истории противоречиями между двумя русскими революциями - буржуазной и социалистической, - но повторюсь, неизбежно иррациональны будут и многие действия революционеров в самой "чистой" социалистической революции.
Мы так привыкли говорить о буржуазных революциях, что теряем представление о вглядах самих действующих лиц на те события. Дойчер верно отмечает, что для главного революционного субъекта - восставшей массы - "не существует буржуазной революции. Они сражаются за свободу и равенство или за братство и общественное благосостояние". Даже предводителями этих масс не являются буржуи, и предводители не думают, что их действия на самом деле - буржуазная революция. Буржуи не руководят революцией, они берегут и преумножают свои капиталы. Но в конечном счёте восстание масс и их руководство разрушают условия существования предыдущего господствующего класса и создают условия для развития буржуазии, развития капиталистического способа производства. Трудящиеся массы получают новый хомут на шею, революционные деятели гибнут или вырождаются.
Дойчер повторяет, как многие другие историки и публицисты, что в России начала XX века рабочие составляли незначительное меньшинство в немногих крупных городах. Абсолютное большинство населения составляли крестьяне, которые за пятьдесят лет до того получили куцую юридическую свободу, но не получили главное - средство крестьянского производства - землю. Здесь Дойчер, как и многие другие, немного лукавит. Российское крестьянство не составляло монолитного класса. Интересующиеся могут открыть исследование Ленина "Развитие капитализма в России" и узнать, что к концу XIX века до половины сельского населения составлял пролетариат (На память. Там существенно, что голос в общине имело домохозяйство, но домохозяйства бедняков были малочисленнее. Если мне не изменяет память, исследование показало, что половина домохозяйств - пролетарские, безлошадные. По численности людей это менее половины.). Чтобы прокормиться, эти люди были вынуждены трудиться на своих богатых соседей или на сельских промышленных предприятиях, которые были довольно многочисленны. Таким образом, доля пролетариата в российском населении была довольно велика. Но деятельность определяется не только экономическим положением, но и сознанием, целями, которые ставят массы. Бедой российской деревни был земельный голод. Для прокормления одного человека требуется определённое количество земли (Интересующиеся могут узнать довольно точные цифры в исследовании Милова "Великорусский пахарь". Подчеркну, что Милов продолжил своё исследование далее упомянутого ленинского на два десятилетия, и отметил тенденцию к дальнейшей пролетаризации деревни.). Чтобы просто прокормиться крестьяне были вынуждены брать в аренду землю у помещиков, причём производили продукты не для продажи. Для оплаты аренды и податей зачастую им приходилось подрабатывать ремеслом. Таким образом, необходимо учитывать, что деревня не была монолитна экономически, но была едина в стремлении к разделу помещичьей земли.
События, связанные с Февралём 1917 года по привычке называют буржуазной революцией, но следует подчеркнуть, что это была весьма ограниченная революция. Трусливый Петросовет преподнёс на блюдечке власть буржуазному правительству, а это правительство в политической области смогло лишь подтвердить сделанное народом и не смогло сделать само ничего в экономической области. Вот вам типичный пример, когда руководить буржуазной революцией берётся буржуазия. Единственными партиями, поддержавшими чёрный передел, оказались большевики и левые С-Р. Происходившие в городах социалистические преобразования, установление рабочего контроля над производством, шли опять помимо решений буржуазного правительства. Но история известна моему читателю.
Дойчер подчёркивает коренное противоречие русской революции: "Народ по всей огромной крестьянской России бросился приобретать собственность, в то время как рабочие обеих столиц стремились отменить её". Дело в том, что деревенский пролетариат тоже полагал избавление от своих бед в переделе земли. Мол, лишь бы земельку получить, а там легче будет. Что раздел земли по крестьянским хозяйствам создаёт условия для развития капиталистических отношений в деревне, со всеми вытекающими из этого последствиями вроде разорения большинства крестьян, сами крестьяне просто не смогли бы понять, кто бы им это ни объяснял. "Учит только жизнь", и эта учёба была ещё впереди.
Через несколько лет после начала пролетарская революция осталась без промышленного пролетариата. Часть рабочих погибла в гражданской войне, часть рабочих перешла в органы государства, часть просто ушла с разорённых заводов, чтобы выжить мелким хозяйством. В России, по выражению Дойчера, возникло государство диктатуры несуществующего пролетариата. Это было ещё одно противоречие революции, иррациональность, и с этим надо было как-то жить.
Мировая революция тоже пока не происходила. И с этим тоже нужно было жить.
Что было делать большевикам? Что бы вы сделали на их месте, даже обладая сегодняшним послезнанием? Громогласно объявить, что "эксперимент не удался, приходите, буржуи, и владейте"?
Хотя село поставляло своих сыновей в армии всех воевавших сторон, его ущерб был незначителен по сравнению с городом. У крестьян было достаточно сил, чтобы распахать и засеять полученную землю, в то время как у города не было сил, чтобы сразу заработали заводы. У вчерашних сельских пролетариев появилась земля, и они были полны решимости обрабатывать её. Отдельные сельские коммуны распались, их тоже повыбили в ходе войны. Большевики могли только надеяться на восстановление и развитие промышленности, а пока отступили в деревне. Мелкий сельский собственник не мог хозяйничать без рынка.
Вообще, мелкий собственник присутствует на любом отрезке человеческой истории, начиная с времён образования соседской общины. Борьба общинников против своих удачливых соседей, против порабощения менее удачливых общинников своими соседями, борьба демоса против аристократии, привела к образованию классического рабовладения. Аристократия обратилась к захвату рабов вовне общины, и в этом ей помогал демос, поставляя воинов.
Мелкий собственник оказался производительнее рабов, и это привело к новой форме эксплуатации. Масса мелких собственников оказалась той почвой, на которой пророс капиталистический способ производства. Но несмотря на тенденцию, отмеченную Марксом в "Манифесте коммунистической партии", тенденцию роста численности промышленного пролетариата, класс мелких собственников не исчезает при капитализме. Роза Люксембург называла эти слои "докапиталистическими" и полагала, что они будут постепенно исчерпаны капиталистическим способом производства, что в пределе развития капитализма их поглотят два основных класса: капиталисты и промышленные рабочие. Приходится признать, что это была ошибка, капиталистический способ производства, как он есть, не только не может существовать без некапиталистических слоёв, но он же поддерживает их существование. Эти слои следует называть не "докапиталистическими", а "паракапиталистическими", если уж хочется как-то их определить. Капиталистическое общество подходит к рубежу социалистической революции с широким хвостом из мелкособственнических слоёв. (В качестве иллюстрации можно привести страну-флагман капитализма. Там ежегодно разоряются десятки тысяч мелких предпринимателей. Но это означает, что ежегодно образуются десятки тысяч мелких предприятий. И при этом никто не будет отрицать, что в США давно созданы и развиваются условия для деятельности буржуазии.)
Слова Дойчера о том, что "Россия созрела и в то же время не созрела для социалистической революции", можно применить к любой стране, на любом уровне развития капитализма, начиная с некоторого минимального. Но при этом ни об одной стране, даже с самым высоким уровнем развития капитализма, нельзя будет сказать, что она "вполне созрела для социалистической революции". В самом этом утверждении противоречие. Если созрела "вполне", то почему там до сих пор капитализм?
Далее в истории Советской России идёт то, о чём единогласно говорят и Дойчер и буржуазные идеологи из "Эксперта" - так называемая коллективизация, которую иначе как "насильственной" не называют. В рассказе буржуазных идеологов о временах так называемой новой экономической политики очень много сусального. Мол, крестьянин хозяйствовал, кормил страну, городская промышленность росла высокими темпами, и вдруг злобный Сталин по несущественному поводу (ну, не хотели владельцы продавать зерно государству по заниженной цене) набросился на несчастных. Причём, большевики разорили самых трудолюбивых, производительных, а оставшуюся голытьбу согнали в колхозы. Дальше был ужас, как крепостное право и т.д.
Сталин был не подарок. Он всякое устраивал. Например, на четырнадцатом съезде он заявил, что несмотря на политику партии по уменьшению социального расслоения в деревне, статистика указывает на увеличение этого расслоения. "Значит, статистика врёт!" Это середина НЭПа, благостное время. Партия стремится поддержать деревенского бедняка и ограничить деревенского богача. Но несмотря на это увеличивается доля и тех и других в сельском населении. Точнее, вторые вовсю увеличивают число первых, кормятся за их счёт. А как вы хотели? Это бизнес. В рыночной стихии из некоторых мелких собственников вырастают крупные, а остальные уходят в пролетариат. Крупные собственники тянутся к власти. Пример отца Павлика Морозова - типичный. Что делать диктатуре пролетариата? Теперь уже пролетариат существует. Промышленность в городах оживает. Тут произошла ошибка или предательство Сталина и его команды. По мере роста пролетариата надо было отдавать управление ему, так сказать, наполнять диктатуру пролетариата возникающим классом. Если верить исследованиям Юрия Жукова , какие-то мысли в этом направлении у Сталина были, но тут воспротивились партийные бонзы. В этом вопросе Дойчер не мог быть компетентен, поскольку Жукову удалось заглянуть в архивы, а Дойчер смотрел на всё это с далёкой стороны.
Часто говорят, что коллективизация была нужна для индустриализации. Но НЭП свернули бы и без этого. Новый капиталист не желал быть цивилизованным, как о том говорил Ленин. Ленин, например, в работе "О продовольственном налоге" говорил о том, что надо "не пытаться запретить или запереть развитие капитализма, а направить его в русло государственного капитализма". Государственный капитализм в этой ленинской работе - государственный контроль за капиталистическими предприятиями. Но плох тот капиталист, который терпит контроль над собой. Напротив, хороший капиталист мечтает установить контроль над государством. И нэпманы с кулаками старались.
И Дойчер, и буржуазные идеологи говорят о "насильственной" коллективизации. Но кто кого насиловал? В известной иллюстрации к коллективизации под названием "Поднятая целина" на хуторе Гремячий Лог действует только одно лицо, приехавшее из города - двадцатипятитысячник Давыдов. Все остальные - свои местные. Думаете, Шолохов слукавил? На деле, была некая тёмная сила, налетевшая на деревни, и согнавшая крестьян в колхозы? Или всё же коллективизацию сделала часть деревни против другой части? Полагаю, десятилетие НЭПа научило деревенскую бедноту, что в рыночных условиях большую часть самостоятельных хозяев разорят кулаки. Потому полагаю, что лозунг раскулачивания приветствовала большая часть деревни.
Говорят о том, что коллективизация нужна была для индустриализации как источник ресурсов, средств, которые выкачали из деревни. Мол, крестьян обобрали. Но при этом крестьяне в уменьшенном числе кормили город, численность которого увеличилась. Противоречие? Да, противоречием фактам в речах буржуазных критиков. Во всём мире сельское хозяйство преобразуется в направлении от мелких собственников к крупным предприятиям. Неважно, как называется это крупное предприятие: ферма, фирма, колхоз или совхоз. Дойчер написал: "Старая примитивная система мелкого землевладения в любом случае была слишком архаична, чтобы выжить в эпоху индустриализации. Она не смогла выжить ни в СССР, ни в США. Даже во Франции, которая являлась классическим примером такого хозяйствования, в последние годы численность крестьянства значительно сократилась. В России мелкое землевладение стало препятствием на пути прогресса: мелкие хозяйства неспособны были прокормить растущее городское население, они не могли даже прокормить детей в перенаселенных сельских областях". - Он тут же добавляет: "Единственной здравой альтернативой насильственной коллективизации являлась какая-либо форма коллективизации или кооперации, основанная на согласии крестьянства". - Но говорить о здравой альтернативе можно для здравого общества, которое развивается на рациональной основе, рационально оценивает свои возможности и сопоставляет их со своими целями. В Росии 1920-х годов было немного рациональсности, был влиятельный слой нэпманов и кулаков, которые сами не брезговали насилием и подчиниться могли только насилию, но никак не здравому рассуждению. Следует отдать должное Дойчеру, сказав о желательной форме коллективизации или кооперации, он отметил: "Нельзя сказать с определенной долей уверенности, насколько реальной была эта альтернатива в СССР".
Следует подчеркнуть, что из советской деревни образца 1920-х годов ещё нельзя было взять достаточно ресурсов для индустриализации. Собственно процесс раскулачивания тоже не давал ничего, разве что помог преодолеть кризис хлебозаготовок. Некоторый избыточный продукт и трудовые ресурсы могло дать объединение крестьянских хозяйств ещё на прежней технической основе, подобно тому как объединение ремесленников в мануфактуре давало добавочный продукт. Высвобожденные рабочие руки уже были направлены на строительство заводов, которые дали селу столь необходимые машины. Нельзя забывать, что всё это сопровождалось развитием образования и здравохранения. Крестьянин видел воочию выбор: или хаос НЭПа с разорением бедноты, или превращение в рабочего со значительным государственным обеспечением.
Говоря о советской истории нельзя обойти бюрократию, хотя бы потому, что многие товарищи уделяют ей чрезмерное внимание, а так называемы троцкисты ставят бюрократию во главу советского угла. Дойчер отметил, что возникновение мощного госаппарата в революционной стране было неизбежно вследствие уничтожения революционного класса. Государство диктатуры несуществующего класса не могло быть другим. Дойчер отказался навесить какой-либо ярлык на советский управленческий слой: "Привилегированные группы представляют собой нечто вроде гибрида: с одной стороны, они как бы являются классом, с другой - нет. Они имеют какие-то общие черты с эксплуататорскими классами других обществ и в то же время лишены их основных черт. Они пользуются материальными и другими привилегиями, упорно и яростно их защищают. Однако здесь надо избегать крупных обобщений... Чего у представителей этого так называемого нового класса нет, так это собственности. Нет ни средств производства, ни земли. Их материальные привилегии ограничены сферой потребления... Они не могут передать свое состояние наследникам, иными словами, они не могут утвердиться как класс". - Нельзя не подчеркнуть, что менее всего Дойчер готов был навесить бюрократии ярлык класса: Привилегированные группы не сплотились в новый класс. Они не смогли заставить людей забыть о революционных преобразованиях, в результате которых они получили свою власть; не смогли они и убедить массы - и даже самих себя, - что использовали эту власть в соответствии с задачами революционных преобразований. Иными словами, «новый класс» не смог завоевать признания обществом его законности. Он вынужден постоянно скрывать свое лицо, чего никогда не приходилось делать ни помещикам, ни буржуазии. Он как бы осознает себя незаконным сыном истории".
Советских управленцев отличала существенная черта, они старались преуменьшить своё отличие от трудящейся массы. Мало того, они стрательно подчёркивали в пропаганде, что являются всего лишь управляющими того предприятия, хозяином которого являются трудовые массы. Дойчер подчёркивал, что спустя 50 лет после начала революции, руководители страны всё ещё клялись в верности этой революции. Мы, в свою очередь, наблюдали это явление спустя ещё 20 лет после Дойчера. У того, кто возразит, что бюрократы всего лишь лгали, можно спросить, почему же ложь именно об этом, и почему так долго? Чтобы не создавать новые сущности, не следует ли признать, что ещё спустя 70 лет после начала социалистической революции, она продолжалась?
В этом смысле показателен один диалог из старого фильма "Великий гражданин". Два героя олицетворяют две стороны партийной борьбы 20-30-х годов: Пётр Шахов - сталинцев, и Алексей Карташов - неких обобщённых троцкистов-зиновьевцев-бухаринцев. Время диалога в фильме относится к последним годам НЭПа:
К: ...мне страшно. Страшно за страну, за партию, за нас с тобой! Мы всегда умели смотреть правде в глаза. Посмотри цифры, посмотри сводки! Страну лихорадит. Сто мильонов мужиков топоры точат. В городе безработица. Нэпман прёт со всех вывесок, из-за каждого угла. Мы стоим на страшном рубеже, Пётр! История меняет свой ход, она ломает все наши надежды. Ведь, вся наша стратегия родилась из расчёта на мировую революцию, а мы занимаемся мелочами, болтаем о наступлении, о подъёме промышленности, о техническом прогрессе в этой России, в этой толстозадой неповоротливой стране. Ещё хотим уговорить себя и других, что мы строим социализм!
Ш: А что же мы строим?
К: Это же не Маркс! Это Щедрин! Это у Щедрина помпадур устраивал либерализм в одном уезде. А так дальше продолжаться не может. Или гражданская война, или... или термидор... перерождение... гибель...
Ш: Страшные мысли.
К: Пётр! Я верю тебе Пётр! Я хочу, чтобы ты понял все мои сомнения, и если я прав, давай искать выход вместе, как большевики. Предложим партии, съезду...
Ш: Алексей, ты кому-нибудь рассказывал об этом?
К: Не-ет...
Ш: Ты говорил страшные вещи, и мне стало страшно. Только не за партию, не за страну, Алексей, а за тебя. Та-ак... Сто миллионов кулаков, гражданская война, термидор, перерождение, гибель. Значит, революция кончена, Алексей Дмитрич? Социализма нам не построить?
К: Я этого не говорил!
Ш: Но так получается, ты, видимо, об этом думал. Ты мне скажи, что мы строим? Скажи, что мы строим: социализм, который построить нельзя, буржуазную демократию или готовим почву для реставрации? Пойми, если сказать, что мы строим не социализм, всё лишается смысла: партия, советская власть, тысячи людей, которые умирали за это, - всё летит в пропасть. Ты понимаешь, что ты нагородил? Целые поколения ради этого на виселицу шли, на каторгу, в Акатуйскую ссылку. Ленин во имя этого сгорел. Мильоны людей поверили и пронесли это через голод, через тиф, через гражданскую войну. Люди голыми руками скалы ворочают и верят. И верят, что они строют социализм! А ты говоришь, что его нельзя построить!
К: Я не говорил, что его нельзя построить!
Ш: Но ты не сказал, что его можно построить!
Ш: ...вопрос стоит так: быть ли России, как ты сказал, толстозадой неповоротливой страной, или России социалистической!
Ш: ...с такими мыслями, с таким настроением, с таким неверием работать и руководить нельзя!
Дойчер довольно подробно рассмотрел не тот вопрос, который мы сейчас называем "Вопрос о природе СССР", у него природа СССР не вызывала сомнений. Он довольно подробно рассмотрел взгляд на природу СССР как изнутри страны, так и извне.
Человечество едино. Без признания этого нет смысла в дальнейшем его изучении. Очень хотелось бы мыслить это единое человечество, но приходится мыслить его частями, поскольку наше мышление ограничено нашей речью. О развитии человечества тоже приходится говорить как о развитии отдельных его частей. Поэтому мы говорим "английская буржуазная революция", "великая французская революция", рассказываем о них, как о чём-то целом, хотя это не более, чем части единой мировой буржуазной революции, которая в свою очередь есть одна из ступеней развития человечества.
Одним из отражений единства человечества и ограниченности нашего мышления о нём является то, что события происходят не там, где мы их ожидаем. Говоря о ступени социалистической революции, Ленин выразил это явление в понятии о "слабом звене" мировой капиталистической системы и в понятии о неравномерности развития стран. Прямолиненйное мышление некоторых марксистов приводит их к выводу, что каждая часть человечества должна пройти некоторый цикл развития, одинаковый для всех частей: рабовладение-феодализм-капитализм. Это прямолмнейное мышление, например, привело к тупости меньшевиков в 1917 году, и позднее - к их измене делу революции в то время, когда они полагали, что выражают её развитие. Дело в том, что каждая часть человечества проходит все ступени развития, но в составе единого человечества. Например, рабовладение в виде больших групп рабовладельцев и противостоящих им рабов существовало в нескольких центрах, но каждый такой центр влиял на жизнь периферии, которая оставалась ещё казалось бы на уровне варварства. Но это уже не было варварство времён отсутствия рабовладения, классический пример - войны Рима против европейских варваров.
Крепостное право в России XVII-XIX веков называли пережитком феодализма, но некоторые сомнения в этом вызывает хотя бы то, что установление этого "вторичного крепостного права" приходится на период, когда Россия вышла на европейский рынок зерна. Никто не сомневается, что рабовладение в некоторых районах Северной Америки было прямым следствием развития капитализма и т.п.
Диктатура пролетариата в России также ни по происхождению, ни по влиянию не есть внутреннее русское дело. Мы вынужденно говорим о "русской революции", "китайской революции", но всё это части единого потока мировой революции, причём единство таково, что мы лишь по ограниченности нашей речи рассматриваем эти части по отдельности и по отдельности рассматриваем их связи с другими частями.
Дойчер полагал национальное государство достижением. Я полагаю это сомнительным достижением. Реальность такова, что пролетариат осуществляет мировую революцию, будучи разделён на отдельные национальные отряды, и его диктатура приобретает национальные черты. Из многочисленных диктатур пролетариата, возникших на обломках империй после мировой войны, у власти осталась только диктатура союза республик на территории бывшей Российской империи. Отсюда родилась концепция "построения социализма в одной стране". Дойчер не полагает эту концепцию неправильной, она была вынужденной, он утверждает, что ошибкой было развить эту концепцию до "окончательного построения социализма". Дойчер говорит, что следовало с самого начала объяснять людям и внутри и вне страны, что СССР идёт по пути строительства социализма, но без революций в других странах не может дойти до полной победы социализма, что полная победа возможна только в мировом масштабе и надо было стремиться к расширению революции.
Кстати, создатели фильма "Великий гражданин" отразили и это настроение. В той части фильма, которая рассказывает уже о первых успехах индустриализации, Пётр Шахов, обращаясь к молодёжи говорит: "Эх, лет через двадцать после хорошей войны выйти да взглянуть на Советский союз, республик, эдак, из тридцати-сорока! Чёрт его знает, как хорошо!" (Бурные продолжительные аплодисменты. Не шучу, так показано в фильме.) Ещё в 1939 году в журнале "Большевик" было выражено мнение о грядущей мировой революции в результате мировой войны.
Вынужденная концепция "строительства социализма в одной стране" превратилась в концепцию "окончательного построения социализма в одной стране". Это как бы снимало ответственность с самых передовых отрядов пролетариата в развитых странах Запада, превращало их в сочувственных наблюдателей. При этом, как говорит Дойчер, они не сознавали всех трудностей на пути социалистических преобразований в России, поэтому преувеличивали неудачи и ошибки, благо буржуазная пропаганда, создавая видимость свободы слова, всячески способствовала преуменьшению достижений и преувеличению недостатков СССР. В результате "миллионы рабочих Запада за эти годы пришли к выводу, что социализм ничего не дает, а революция ни к чему не приводит" (напомню, что это сказано в 1967-м году).
Классовая борьба пришла в тупик. Неправильно было бы винить в этом полностью сталинцев. Передовые отряды западного пролетариата тоже могли бы проявить свои передовые свойства. Дойчер подробно разбирает развитие китайской революции, её независимость от сталинской бюрократии, независимость от концепции "построения социализма в СССР". Дойчер напомнил слова Энгельса: "Освобождение пролетариата может быть только международным делом. Если вы попытаетесь превратить это в дело одних французов, вы сделаете это невозможным. То, что руководство буржуазной революцией принадлежало исключительно Франции, - хотя это было неизбежно благодаря глупости и трусости других наций - привело, вы знаете куда? - к Наполеону, к завоеванию, к вторжению Священного союза. Желать, чтобы Франции в будущем была предназначена такая же роль, - значит хотеть извращения международного пролетарского движения..." (Собрание сочинений, т. 39, стр. 76) - и подчеркнул слова "хотя это было неизбежно благодаря глупости и трусости других наций".
Обнадёжив массы ложным утверждением о построении социализма в одной стране и затянув это построение (а по-другому и не могло быть) сталинцы пришли в конце концов к тому, что "за эти 50 лет революция почти полностью дискредитировала себя в глазах народа, и никакие Романовы не смогут реабилитировать ее". Мы помним это общественное мнение, которое проявилось во времена перестройки. О Романовых Дойчер помянул в связи с таким рассуждением: "И хотя реставрация всегда была для нации огромным шагом назад, даже трагедией, она имела и положительную сторону, поскольку демонстрировала разочарованному народу неприемлемость реакционной альтернативы". - Нынешнее положение, реставрация не режима Романовых, но возврат в лоно капитализма, таково, что дискредитирован уже не режим какого-то царька, но сам его величество капитализм.
Подводя некоторый итог развития СССР, можно ли однозначно говорить о преждевременности революции? Безусловно, нет, и в этом проявляется иррационализм революции, которым столь недоволен был Дойчер. Он повторял пожелание Маркса о том, что социалистическая революция будет свободна от того иррационализма, который проявила буржуазная революция, но противоречил желаемому, говоря: "Люди, вступившие в борьбу, не признают поражения, пока не началась сама битва, - ведь именно в сражении решается судьба борьбы". В этом смысле революция безумна, поскольку никакой ум, даже самый гениальный, не рассчитает успех до битвы. Конечно, в иные моменты явно видно преимущество той или иной стороны, но это не переломные моменты. В переломный момент равновесие весьма шатко и неопределённо. А самое главное в том, что историю делают люди. Вот, те люди, которые есть сейчас, со всем их ограниченным умом, и делают сейчас историю.
Но вернёмся к прогрессу буржуазной мысли. Мало-помалу, до неё доходит причина распада СССР. В статье "Плановый фантом " она выражена словами: "Советская модель экономики рухнула под тяжестью дисбалансов и диспропорций. Виной тому — искаженные представления советского руководства о планировании". Дойчер не уделял много внимания в своих лекциях планированию производства в СССР, отмечая лишь его большую эффективность по сравнению с эффективностью капиталистического производства. Действительно, если исключить из пятидесяти лет годы войн и восстановления разрушенного хозяйства, советская экономика стала такой, какой её ещё застал Дойчер, приблизительно в течение двадцати пяти лет. Недаром ему приписывают слова о Сталине, сохе и атомной бомбе, настолько впечатляющи успехи. Автор указанной статьи старательно замалчивает успехи, преувеличивая недостатки. Она даёт весьма расплывчатый очерк истории советского планирования, указав лишь на одно противоречие: между хозяйственниками, выполнявшими план, и руководством, диктовавшим план. Но это противоречие тривиально, понятно, что оно будет в любой плановой системе. Даже не понятно, как из такого расплывчатого неконкретного исследования автор пришёл к такому правильному выводу: с отказом от централизованного планирования и исполнения плана "единая социально-экономическая, кредитная и финансовая политика в СССР перестала существовать".
В последнее двадцатилетие существования Речи Посполитой, когда ей постоянно угрожала опасность, в политической жизни продолжали соперничать между собой элементы реформы в духе эпохи Просвещения и элементы старого порядка. Данную эпоху можно разделить на следующие периоды: годы правления Постоянного совета (1775–1788), период Четырехлетнего сейма (1788–1792) и разделы 1793 и 1795 гг. Правомерно утверждение о том, что 1775 и 1789–1790 гг. подготовили в Польше революционный перелом. При всех проявлениях слабости и декаданса в Речи Посполитой в этот период наметились и позитивные перемены.
Самые значительные изменения происходили в сфере сознания. Не все участники кризиса 1772–1775 гг. в полной мере понимали смысл происходящего. Связи шляхты с государством были настолько слабыми, что она не считала необходимым взваливать на себя бремя преобразований. Чувства безучастности к судьбе государства не удалось преодолеть и во время Четырехлетнего сейма; не помогли и более радикальные события, например восстание 1794 г. И лишь навязанная захватчиками власть заставила шляхту смириться с необходимостью регулярно платить довольно высокие налоги.
Помня об этом, необходимо с осторожностью оценивать влияние получивших распространение консервативных взглядов, а также популярность реформаторских проектов. От провозглашения государственно-политических реформ до готовности взять на себя груз их реализации путь был неблизким. Круг лиц, которые вдохновляли и осуществляли преобразования, был поначалу очень узок, но основная часть общества, как представлялось, оказалась готовой последовать за ними. Однако как далеко? Можно ли события 90-х годов считать революцией? Ведь именно такое значение имела эта попытка осуществить перемены как в государстве, так и в обществе.
После первого раздела положение Польши было крайне неблагоприятным, но трагический конец еще не был неотвратим. Речь Посполитая потеряла 30 % своей территории и 35 % населения, были нарушены внутренние экономические связи. Особенно ощутимым оказался удар, нанесенный Пруссией, которая ввела таможенные пошлины за транспортировку по Висле польского зерна. В результате экспорт зерна через Гданьск сократился за это время на 60 %, что привело к уменьшению доходов с земельных владений. Так как спрос на хлеб со стороны городов был недостаточным, все большее количество зерна уходило на производство водки. Скотоводство развивалось медленно, потребление мяса не увеличивалось, недооценивалась роль удобрения почвы. Наметившиеся в экономике позитивные тенденции не привели к значительным переменам. Темпы естественного прироста населения оставались высокими, хотя Польша уступала Франции и Англии. Возросшая плотность населения и увеличение урожайности позволили восстанавливать города, которые все еще не могли оправиться после бедствий начала столетия. Стремительно расширялась Варшава, развивалась Познань. Столица, в которой была сосредоточена политическая жизнь, притягивала людей, потерявших свое место в обществе. Это относилось как к шляхте, так и к крестьянству. Формировалось новое городское сословие, состоявшее из интеллигенции, первых польских буржуа и наемных рабочих. Важной для многих оставалась проблема крепостничества, которое тормозило социальное развитие значительной части населения.
Более 75 % всех жителей страны были заняты в сельском хозяйстве; из них 85–90 % составляли крепостные крестьяне. Только в Великой Польше, которая значительно опережала по развитию другие земли, около 30 % крестьян платили оброк вместо барщинных отработок; также здесь проходила самая интенсивная колонизация земель свободными крестьянами (прежде всего, немцами). Появление оброчной системы свидетельствует, прежде всего, о масштабе проблем, с которыми сталкивались землевладельцы, не находившие достаточного рынка сбыта для своей продукции. Однако ситуация не являлась столь безнадежной, иначе крестьяне не справлялись бы с новыми податями. На территориях, где связь с рынком была традиционно более слабой, шляхта в меньшей степени ощущала ухудшение экономической конъюнктуры: она старалась компенсировать свои потери, увеличивая крестьянские повинности и нормы барщины.
Характерной чертой экономических инициатив (особенно магнатских) было подражание моде эпохи Просвещения. Экономические реформы предпринимались для увеличения доходов, но зачастую были простым подражанием модным веяниям, что выражалось, например, в перестройке дворцов и устройстве парков. Особенно дорогими оказались инновации в несельскохозяйственных сферах. Возникло большое число мануфактур, где использовались иностранные технологии и специалисты и одновременно с этим крепостная рабочая сила. Слабостью этих инициатив, которые обычно терпели крах уже спустя несколько лет, было, в первую очередь, отсутствие реальной экономической мотивации. Мануфактуры производили экипажи, игральные карты, фарфор, оружие и десятки других видов изделий, которые были предметами роскоши. Хозяева больших владений пытались принудительным образом создать внутренний рынок, посредством которого осуществлялось бы выкачивание денежных средств у сельского населения. Экономические инициативы магнатов опирались на ресурсы их земельных владений, что позволяло обойтись вложением минимальных наличных средств, а потому магнаты при создании мануфактур несли меньшие затраты, чем мещане. Мануфактуры магнатов были более эффективными и более централизованными, а мещане часто вынуждены были использовать надомных рабочих. Отсутствие необходимой мотивации также являлось источником слабости компаний, в которые, как, например, в Компанию шерстяных мануфактур, вкладывались как магнатские, так и купеческие капиталы.
Интеллектуальное, политическое и экономическое оживление в обществе способствовало росту товарооборота. Уровень кредитных отношений не соответствовал потребностям. Создавались новые банки, но большая часть шляхты обращалась к традиционным источникам кредитования (например, к евреям-ростовщикам) и полученные средства использовала на цели потребления. Очевидным было укрепление городского элемента, но буржуазия еще не сложилась как сословие. По-прежнему за пределами городского и деревенского сообщества проживала фактически повсюду присутствовавшая еврейская община. С ростом экономических трудностей ее представители усиливали свое значение, используя эти трудности для расширения своих прав.
Позитивные явления в экономике, забота о сфере образования и развитии искусства все же не могли предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Новые границы Речи Посполитой носили искусственный характер, что подталкивало ее соседей к дальнейшим разделам. Великая и Малая Польша оказалась фактически в тисках, под угрозой оказалась ось развития с северо-запада на юго-восток. Для своего дальнейшего развития Пруссия считала необходимым поглощение Гданьска и Великой Польши. Австрия и Пруссия наряду с экономическими выгодами рассчитывали также и на получение рекрутов, столь необходимых в войнах с Францией. Поэтому Пруссия была заинтересована в уничтожении Речи Посполитой, в то время как Россия все еще надеялась добиться большего, сохраняя систему протектората. Но система протектората таила в себе большие опасности: само существование польского государства все сильнее зависело от воли или каприза императрицы, от личных интересов или страстей влиятельных людей при ее дворе. Насколько в прусской политике ощущалось последовательное осуществление государственного интереса, а в австрийской - преобладание зависти и алчности, настолько интересы и политика России были непоследовательны, ибо могли меняться под влиянием чьей-то личной прихоти.
Политика российского посланника Штакельберга была нацелена на поддержание антагонизма между магнатскими группировками и королевским двором. Проекты усиления Речи Посполитой в качестве союзницы России всерьез не рассматривались. Дело было в том, чтобы оставаясь слабой, Польша не смогла стать ни для кого партнером. Зависимость короля от России отталкивала от него сторонников из числа аристократии. Его противниками были также традиционалисты. В этих условиях попытки Станислава Августа освободиться от внешнего диктата были очень несмелыми, а зачастую просто показными. Поэтому Штакельберга не беспокоили незначительные личные успехи короля; российский посланник считал, что, несмотря на все старания короля и его окружения, зависимость Речи Посполитой будет только усиливаться. Сохранялась и невыгодная для страны международная конъюнктура. Европа надеялась, что державы-захватчицы ограничатся только польскими землями, поэтому никакого интереса к Польше не проявляла. В самом же государстве политические силы, стоявшие на страже прежнего порядка, не считали, что насилие по отношению к Речи Посполитой разрушает принятые нормы жизни. Французская революция, нанося удар по основам старого режима, унаследовала по отношению к Польше прежние стереотипы и предубеждения и не понимала смысла происходивших в ней перемен. Не вызывали у европейских политиков беспокойства и перспективы, возникшие в результате непомерного усиления России и Пруссии. Сложно, однако, предъявлять претензии Европе, коль скоро в самой Речи Посполитой сохранялся различным образом мотивируемый, но всегда малообоснованный оптимизм.
Польскую модель старого порядка характеризовал республиканизм, который понимался как ограничение власти монарха и ослабление вмешательства государства в жизнь граждан. Одновременно с этим созданная для защиты шляхетских свобод система лишала все другие сословия прав и ответственности за судьбы Речи Посполитой. Защищая себя от усиления авторитета монарха, шляхта не сумела создать эффективных преград для олигархии и своеволия магнатов. Оптимизм реформаторов был основан на уверенности, что удастся сплотить достаточно многочисленную группу, которая поддержит перемены, призванные защитить свободы и сохранить доминирующее положение шляхты в государстве. А потому самые большие усилия предпринимались в сфере реформы просвещения. Но реформаторы не учли того факта, что шляхта была не способна добровольно принять ограничения, особенно такие, которые привели бы к усилению государства. Давление социальной и экономической действительности оказалось недостаточным и слишком медленным по сравнению с быстротой происходивших событий.
Реформаторы делали все возможное, чтобы просветить «сарматов», чтобы приобщить Речь Посполитую к обязательным для восприятия европейским образцам. Комиссия национального просвещения стала органом необычайно прогрессивным и имевшим далеко идущие цели, которых удалось достичь, несмотря на стоявшие на пути реформы многочисленные трудности. В годы разделов функционировало 104 средних школы и 10 академических коллегий, в которых училось около 30 тыс. молодых людей. Реформа, проводившаяся такими людьми, как Анджей Замойский, Игнаций Потоцкий, примас Михал Понятовский, священники Гжегож Пирамович и Гуго Коллонтай, заключалась в реорганизации процесса обучения, в стремлении сделать его содержание более современным. Был введен принцип градации школ: начальная (элементарная), трехклассная, средняя, главная. В 1777–1783 гг. Коллонтай осуществил реформу Краковской академии, а выдающийся математик Мартин Почобут-Одланицкий провел аналогичные преобразования в Виленской академии. В новых учебных заведениях на смену латыни пришел польский язык, вводились математика и естественные науки, шла интенсивная подготовка новых учительских кадров. Гораздо больше внимания стали уделять светскому воспитанию, модернизировалось преподавание гуманитарных наук, которым отводилась решающая роль в воспитании будущих граждан. Этим целям служило и созданное в 1775 г. Общество элементарных книг, которое под руководством священника Гжегожа Пирамовича подготовило большое число современных учебников. Реформа не коснулась приходских школ, численность которых достигала 1600, т. е. вдвое меньше, чем в конце XVI в. Движение за возрождение гражданских чувств играло немаловажную роль уже в эпоху Четырехлетнего сейма, но и оно не смогло изменить шляхетского менталитета.
Станислав Август, сам много сделавший для развития просвещения в Польше, горячо поддерживал реформы образования. Но политические взгляды короля по-прежнему расходились со взглядами реформаторов. Контроль со стороны России за деятельностью Постоянного совета настраивал оппозицию против короля, хотя и не приводил к открытой конфронтации. Идеи циркулировали достаточно свободно, а обилие публикаций различных политических ориентации производило впечатление активизации общественной жизни. Значительному расширению интеллектуальных горизонтов способствовала полемика, которая велась постоянно в 1765–1784 гг. на страницах отражавшего идеи Просвещения и редактируемого иезуитом Богомольцем журнала «Монитор». Все более многочисленные литературные произведения, трактаты и политические памфлеты создавали атмосферу интеллектуального оживления, которая распространялась и за пределы Варшавы. Наряду с королевским развивалось и частное меценатство, самым ярким примером которого стала библиотека Залуских: епископ Краковский Анджей Станислав (1695–1754) и его брат, епископ Киевский Юзеф Енджей (1702–1774) создали библиотеку, которая с 1747 г. обрела статус публичной. Это книжное собрание являлось одним из самых больших в Европе (более 300 тыс. томов) и собрало вокруг себя многочисленную группу ученых. Но никакие аргументы о необходимости реформ (как свои, так и чужие), никакие идеи, критиковавшие существовавший порядок вещей или защищавшие славное прошлое, не были в состоянии изменить сложившуюся ситуацию. В масштабе всего шляхетского сословия перемены в сознании не могли наступить быстро, особенно в условиях, когда необходимо было отказаться от привилегий.
В обществе уже давно говорили и писали о том, что необходимо повысить престиж хозяйственной деятельности и усилить государство; признавали выгодность создания мануфактур и торговых компаний (например, для экспорта зерна по Черному морю). Росло понимание того, что нищета земледельцев сдерживает развитие городов и ремесел. Велись дискуссии о преимуществах натуральных податей и о выгодах рациональных форм ведения хозяйства. Высказывались аргументы в пользу упорядочения денежного обращения, расширения кредитных отношений и введения торговых льгот. Однако эти идеи противоречили интересам владельцев фольварков, для которых барщина и крепостное право продолжали оставаться догмами.
Изменение позиций части магнатов и политически активной шляхты проявилось в отказе от принципа liberum veto . Но польские политики по-прежнему слабо ориентировались в расстановке сил на международной арене. Антикоролевская оппозиция в новом составе все еще делилась на «патриотически-гетманскую» и реформаторскую. Республиканцы выступали за децентрализацию власти, а со временем пришли к мысли о необходимости замены монархии федерацией. Их противники стремились усовершенствовать сеймовую систему, уделяя все меньше внимания проблеме усиления центральной власти. Первые считали себя патриотами, видели в монархе главный источник зла, а в старых установлениях и традициях усматривали лишь одни достоинства. Реформаторы предпочитали иметь просвещенную монархию, которая, однако, не ограничивала бы их свобод. Между членами обеих партий существовали родственные связи, а идейные расхождения отходили на второй план перед личными амбициями. В своих действиях против Станислава Августа обе антироссийские партии сотрудничали со Штакельбергом, стремясь при этом поддерживать непосредственные контакты с иноземными дворами.
В эпоху Постоянного совета Речь Посполитая всецело зависела от политики русского двора и даже от настроения русского посланника, который не без удовольствия унижал Станислава Августа. Король же не видел никакой альтернативы пророссийской политике. Он считал необходимым укреплять свои позиции и назначал в состав Постоянного совета наиболее передовых и независимых деятелей. Уже во время сейма 1776 г. король учредил отдельную канцелярию по делам армии, которую возглавил опытный генерал Ян Конажевский. Из-за отсутствия денег преобразования в армии ограничились, главным образом, подготовкой новых кадров. На сейме было принято важное решение о кодификации права, и эта задача была возложена на экс-канцлера Анджея Замойского. Работа по кодификации активно поддерживалась публицистикой, в которой важную роль сыграли «Патриотические письма» Юзефа Выбицкого (1777). Представленный на сейм 1780 г. проект оказался слишком смелым, он предусматривал также некоторые права для мещан и крестьян. Особую ярость шляхты вызвало предложение расширить свободу передвижения крестьян и разрешить смешанные браки. Духовенство и нунций отвергли право монарха разрешать (или запрещать) оглашение в Польше папских булл. Штакельберг воспользовался случаем, чтобы воспрепятствовать эмансипационным усилиям короля. Кодекс без дискуссии был демонстративно и резко отвергнут.
Король понимал, в каком положении оказалась Речь Посполитая, и пытался постепенно ослабить навязанные ему ограничения. Он стремился к укреплению своей позиции, не порывая при этом с Россией. Постепенно королю удалось найти поддержку среди части сторонников реформ. Станислав Август сотрудничал с ними, содействуя реформе образования, поддерживая литературу и искусство, покровительствуя художникам и архитекторам, участвуя в философских дискуссиях и масонских собраниях. Символом сотрудничества стало членство в 1778 г. в составе Постоянного совета предводителя реформаторов Игнация Потоцкого. В то же время в 1783 г. разошлись пути короля и князя Адама Чарторыского, который создал в Пулавах конкурирующий центр просвещенческих инициатив. Станислав Август рассчитывал выступить в роли союзника России, а реформаторы предпочитали искать других покровителей. После 1776 г. сложилась новая внешнеполитическая конъюнктура, когда Россия стала добиваться сближения с Австрией против Турции. Во время войны за баварское наследство 1778–1779 гг. Речь Посполитая не приняла предложения Пруссии выступить против Габсбургов. В 1780 г. с территории Речи Посполитой были выведены русские войска, находившиеся там со времен избрания Станислава Августа.
После того, как Россия заняла Крым, расстановка сил для Польши оказалась более выгодной. Против России и Австрии складывался союз северных государств: Пруссии, Англии и Голландии. Станислав Август рассчитывал, что участие в войне с Турцией позволит осуществить военную реформу, а также, возможно, сулит территориальные приобретения в Молдавии. Во время встречи с Екатериной II в Каневе (1787) эти планы были отвергнуты. Императрица также не согласилась на низложение короля, за которое ратовала гетманская партия, возглавлявшаяся Северином Жевуским, Францишеком Ксаверием Браницким и Щенсным-Потоцким. Реформаторы-патриоты во главе с Адамом Чарторыским и Игнацием Потоцким обратились к северным государствам, рассчитывая на возвращение Галиции и преобразование Речи Посполитой в английском духе. В стране сохранялось своего рода равновесие, которое было на руку Екатерине. Прусский король был недоволен, царские фавориты постоянно настаивали на более агрессивной политике, и все силы в Речи Посполитой искали способа как-то изменить ситуацию. Эти перемены казались неизбежными при условии реального возрождения государства. Перед заинтересованными сторонами стояла дилемма: стоит либо не стоит ввиду совершенно очевидной позиции Петербурга ускорять проведение реформ? Особенно тогда, когда к этому подталкивал Берлин, более всего заинтересованный в нарушении политического равновесия в стране.
В 1788 г. разразилась русско-турецкая война, сразу после этого на Россию напала Швеция. Станислав Август все еще верил, что Польша сможет окрепнуть, если будет опираться на Россию. Лагерь реформ при поддержке Пруссии проводил самостоятельную дипломатическую игру. Дальнейшее подчинение российскому протекторату было невозможно, оно угрожало в любой момент раздроблением государства в угоду очередному фавориту императрицы. Осенью 1788 г. собрался сейм, который вошел в историю как Великий, или Четырехлетний. Екатерина дала согласие на преобразование его в конфедерацию. Жезл маршалка получил сторонник Чарторыских (пулавский лагерь) Станислав Малаховский. Пруссия сразу же выступила с предложением союза и объявила, что впредь не будет гарантом сохранения польских традиционных институтов, что создало для реформаторов возможность освободить страну от российской зависимости. Первым шагом стал закон об увеличении армии до 100 тыс. человек (20 октября 1788 г.). В следующем году из-за нехватки средств численность армии достигла двух третей намеченной цифры, но и это стало настоящим прорывом. Упразднение Постоянного совета означало отказ от признания главенствующей роли России. Станислав Август встал на сторону реформаторов и пошел на сближение с ними. Из Берлина доносились одобрительные возгласы, прусский посол Луккезини пользовался в Варшаве неограниченным влиянием. Взамен за возвращение Польше Галиции и поддержку реформ Пруссия рассчитывала получить Гданьск, Торунь и часть Великой Польши. Был объявлен запрет на поставки русской армии, сражавшейся с Турцией, и выдвинуто требование вывода с территории Польши всех иностранных войск. Провозглашался принцип территориальной неделимости Речи Посполитой, создавалась депутация (сеймовая комиссия) для «улучшения формы управления», вводился чрезвычайный налог: 10 % - на доходы шляхты и 20 % - на доходы духовенства. В течение года настроения в сейме существенно изменились. В атмосфере всеобщего оживления, под влиянием новых интеллектуальных веяний, а также размышлений над реальным положением вещей, вершились дела, целью которых было изменить направление развития и господствовавшую политическую систему Речи Посполитой. После Конарского и Выбицкого наиболее значимые идеи стали высказывать Станислав Сташиц (1755–1826) и Гуго Коллонтай (1750–1820). В 1787 г. вышли в свет «Предостережения Польше» Станислава Сташица с программой усиления королевской власти, введения наследственности престола и реформы сейма. Автор также писал о необходимости способствовать развитию ремесла и торговли, признать права мещан и улучшить положение крестьян. Лозунги личной свободы для крестьян были провозглашены и в сочинениях Коллонтая - «Несколько писем анонима к Станиславу Малаховскому, референдарию коронному, о будущем сейме» (1787) и «Политическое право польского народа» (1790). В будущем Сташиц станет одним из наиболее авторитетных и выдающихся польских деятелей, но никогда не проявит политических амбиций. Самый блестящий ум той эпохи - Коллонтай имел, напротив, чрезмерные политические амбиции. Фактически руководя деятельностью лагеря реформаторов, он не сумел проявить качеств, необходимых для политика крупного масштаба. Примечательно, что в этот критический для Речи Посполитой момент на первый план вышли люди прогрессивные, благородные, с сильным характером, но им не хватило политической зрелости.
Опережавшие свое время, хотя и очень важные на тот исторический момент идеи были высказаны Юзефом Павликовским. В трудах «О польских крепостных» и «Политические мысли для Польши» он писал о необходимости возвращения личной свободы крестьянам, о введении наследственного владения землей и натуральных податей. В той же атмосфере и в той же среде формировались радикальные позиции, тяготевшие к революционным идеям, проникавшим с берегов Сены. Францишек Салезий Езерский (1740–1791) выразил их в «Катехизисе о тайнах польского правления» (1790). Аналогичные взгляды высказывали и другие радикальные публицисты, названные позднее польскими якобинцами. Социальный радикализм носил в Польше поверхностный характер. Очень непросто оценить, сколь глубоким оказалось влияние Просвещения. Магнатские дворы - не только 30 крупнейших родов, но в целом весь слой богатых господ - уже ранее испытали влияние идей космополитизма. В годы правления Понятовского в моде, искусстве и обычаях преобладало французское влияние. В польском обществе, как и во всей Европе, говорили на французском языке, французским идеям отдавалось благоговейное предпочтение. Однако сфера творчества оставалось по преимуществу польской. Ян Потоцкий - путешественник, литератор, издатель и большой оригинал, автор «Рукописи, найденной в Сарагосе» - был исключением. На родном языке писал один из величайших поэтов той эпохи - епископ Игнаций Красицкий (1735–1801), на польском писали автор комедий Францишек Заблоцкий (1752–1821), выдающийся автор эпиграмм Станислав Трембецкий (1739–1812), историки Адам Нарушевич (1733–1793), Юлиан Урсын Немцевич (1758–1841) и десятки других. Польский язык был очищен от засорений латинскими выражениями («макаронизмами»), ему вернули изначальную оригинальность, пострадавшую от чрезмерного использования латыни и французского. Для нужд школы в 1780 г. была издана польская грамматика Онуфрия Копчинского.
Вдохновленные новыми веяниями, публицисты и литераторы резко критиковали пороки и слабости польского общества, подвергая осмеянию и отрицанию все, что они определяли понятием «сарматизм». От недостатков, однако, не могли избавить модные наряды, свободные нравы, общение по-французски и склонность к азартным играм. Наметившийся в середине XVIII столетия перелом продолжал углубляться, но его нельзя было ограничить исключительно выбором между «своим» и «иноземным». Настроения в небольших шляхетских имениях, с их привязанностью к прошлому, были одновременно и патриотичны, и консервативны. Модные столичные господа, несомненно, также поддерживали реформы, равно как и потворствовали своекорыстию и изменам. Однако не здесь проходила линия раздела, которая еще не обозначилась окончательно. Во время Четырехлетнего сейма стала оформляться программа современного патриотизма.
Момент был благоприятным, и нетерпение поляков, недовольных постоянным вмешательством царского посланника, достигло кульминации. Реформаторы осознавали опасность промедления: с одной стороны, в любой момент в Петербурге могла измениться расстановка сил, а с другой - укрепление позиции короля не нравилось ни сторонникам пулавского лагеря, ни «республиканцам». В 1788 г. эти две партии заняли доминирующее положение и стремились к ликвидации навязанной системы правления, хотя и по разным причинам. Но такое положение вещей сохранялось недолго. Одной из основных проблем была реформа сейма. Сторонники реформ выступали за изменение принципов элекции, стремились лишить избирательных прав безземельную шляхту - традиционную опору гетманской партии. Среди послов возобладали антирусские настроения и готовность к проведению необходимых преобразований. Правда, изменения в позиции послов не заходили чересчур далеко, доказательством чего стала судьба и без того слишком скромных налоговых законов. {96}
Наступил период сеймового правления, во время которого произошло сближение, хотя и не до конца искреннее, Станислава Августа и реформаторов. Вырисовывались перспективы создания патриотической партии в современном значении этого слова, т. е. партии, выражающей единство целей короля и народа. С Пруссией 29 марта 1790 г. было заключено оборонительное соглашение, но внешнеполитическая ситуация тем временем изменилась. Летом австрийский император Леопольд II согласился на прусские условия, отказавшись от борьбы с Турцией, а шведский король Густав III вышел из войны с Россией. Польша стала Берлину не нужна и оказалась в конфликте с Россией. Однако еще ничто не предвещало близкой катастрофы. Казалось, что отношения с Веной будут для Польши более выгодными. В австрийской столице осознавали преимущества усиления Речи Посполитой, которое могло стать противовесом прусским аппетитам. В Варшаве плохо представляли себе, какой оборот принимают события, но все же активизировали действия, которые усилили позицию патриотов и обозначили позиции консервативной партии.
Осенью 1790 г. сейм продлил срок своих полномочий, принимая одновременно в свой состав новых депутатов. Таким образом удалось усилить лагерь сторонников преобразований. Была проведена важная реформа сеймиков - ограничено их количество и из числа участников исключались не имевшие собственности представители шляхты. Зимой 1790/91 г. началась работа над Правительственным законом, в которой наряду с группой патриотов принял участие и король. Споры продолжались несколько месяцев. Станислав Август не соглашался с более радикальными идеями Игнация Потоцкого. Было признано необходимым ограничить шляхетские свободы и усовершенствовать государственное устройство. Признаком перемен стал принятый 21 апреля 1791 г. закон о городах. Еще осенью 1789 г., не без влияния Коллонтая, президент Варшавы Ян Декерт предложил представителям королевских городов направить королю и сейму петицию, в которой были бы изложены состояние и нужды мещан. Процессия одетых в черное делегатов произвела огромное впечатление. По мере того, как из Франции доходили вести о происходящих там революционных событиях, в Варшаве нарастало давление на власти с целью решить проблемы городов. Мещане королевских городов получили личную неприкосновенность, доступ к должностям, самоуправление, представительство в сейме и в Казначейской комиссии. Было решено упростить процесс посвящения в шляхетское достоинство (нобилитацию). Одновременно с этим снимался запрет, препятствовавший шляхетскому сословию заниматься торговлей и ремесленной деятельностью.
Перспектива скорого окончания русско-турецкой войны заставила патриотов спешить. Во время сеймовых пасхальных каникул был подготовлен государственный переворот. В результате 3 мая 1791 г. во время сессии, в которой принимала участие лишь малая часть посвященных в заговор послов, был зачитан текст закона, и король присягнул ему на верность, несмотря на протесты своих немногочисленных оппонентов.
Правительственный закон (или Конституция) был революционным по своему характеру, и, прежде всего, с точки зрения предлагавшейся формы государственного устройства. Его составители обратились к французскому, английскому и американскому опыту, но в целом Конституция носила сугубо польский характер. Шляхта признавалась привилегированным сословием, но над крестьянами устанавливалась государственная опека (право казнить крестьян было отнято у шляхты еще в 1768 г.). Иностранные колонисты получили гарантии личной свободы. Это должно было сильно задеть Екатерину, которая боялась, что российские крестьяне начнут убегать в Польшу. Прерогативы короля были ограничены до председательства в сенате и функций президента в «Страже законов» - новом правительстве, в состав которого вошли пять министров, примас, маршал сейма и наследник престола. Закон предусматривал, что после смерти Сигизмунда Августа трон будут наследовать представители саксонской династии Веттинов. Это было самым слабым местом Конституции, свидетельством не только симпатии к этой династии, но и запоздалой убежденности в превосходстве наследственной королевской власти над властью избираемой.
Закон отказался от президентской модели правления, что подвергало Речь Посполитую серьезной опасности, так как согласие саксонского курфюрста к тому времени еще не было получено. Министры назначались королем на сейме и отвечали перед ним. Были созданы комиссии по делам полиции, армии, казны и народного просвещения. Данное решение носило компромиссный характер, королю позволили назначить членов «Стражи законов» по своему усмотрению. И здесь дало о себе знать отсутствие у авторов Конституции практического опыта: Станислав Август сосредоточил власть в своем кабинете и в течение следующего, 1792 г. получил полномочия, которые ранее принадлежали сейму. По Конституции сейм должен был стать органом законодательной власти, созываться раз в два года, но быть готовым к тому, чтобы собраться в любой момент. В его заседаниях участвовала только шляхта, а решения принимались большинством голосов. Подтверждался закон о городах, католицизм провозглашался господствующей религией, признавалась толерантность в отношении других вероисповеданий. Для земель Короны и Литвы вводились единые должности, казна и армия, а митрополит униатской церкви получал место в сенате.
После принятия Конституции политическая активность пошла на убыль, король и патриоты питали надежду на урегулирование отношений с соседними державами, не замечая ни двуличной прусской игры, ни мотивов промедления Екатерины, ни даже тех шансов, которые, возможно, открывались для них в Вене. Берлин спокойно ждал, не желая связывать себя союзом с Польшей. Наоборот, там справедливо рассчитывали на то, что сумеют создать такую ситуацию, при которой Пруссия будет вознаграждена территориальными приобретениями в Речи Посполитой. Леопольд II и канцлер Кауниц допускали, что реформированная Польша поможет сдержать Пруссию, но доводы на этот счет не нашли отклика в Петербурге. Окончательное решение Екатерины силой добиться отмены Конституции от 3 мая было принято в начале 1792 г.
Щенсный-Потоцкий, Ксаверий Браницкий, Северин Жевуский и Шимон Коссаковский провозгласили 27 апреля 1792 г. продиктованный им в Петербурге манифест и создали в Тарговице конфедерацию в защиту прежнего государственного устройства и «Кардинальных прав». В мае в страну вторглась российская армия, троекратно превосходящая по численности польские силы. Война продолжалась менее трех месяцев. Организацию сопротивления в Литве осложняло предательство главнокомандующего литовской армией Людвика Виртембергского. Король в роли верховного главнокомандующего также сыграл роковую роль. Потерпев поражение под крепостью Мир в Белоруссии, войска отступили. Под Зеленцами (16 июня) отступающие отряды князя Юзефа Понятовского добились успеха. Именно в память об этой победе был учрежден военный крест «Virtuti Militari» . На реке Буг переправу под Дубенкой героически защищал Тадеуш Костюшко, но и ему пришлось отступить к Висле. На занятых территориях тарговичане устанавливали свою власть, а часть шляхты поддалась призывам, что во имя веры, свободы и целостности Отчизны необходимо покорностью добиваться прощения императрицы. Расчеты не оправдались. Обманулись и тарговичане. Екатерина отвергла предложение о перемирии и потребовала от короля присоединиться к конфедерации, угрожая ему свержением с престола и новым разделом Польши. Король, поддержанный большинством членов «Стражи законов», вступил в ряды конфедератов. Демонстративные отставки стали единственным ответом пришедших в отчаяние вождей сопротивления. Капитуляция была безоговорочной, хотя отступавшая армия показала, что усилия, потраченные на ее подготовку, не пропали даром.
Вопреки надеждам короля и расчетам изменников, 23 января 1793 г. было подписано соглашение между Россией и Пруссией о втором разделе Польши. После серии поражений во Франции Пруссия добивалась возмещений за счет Польши, в то время как Австрия рассчитывала на более выгодные приобретения в Баварии. Пруссии досталась Великая Польша, Мазовия, Гданьск и Торунь - в общей сложности 58 тыс. кв. км и около 1 млн. жителей. Россия поглотила Белоруссию, Правобережную Украину и Подолию - всего 280 тыс. кв. км и почти 3 млн. человек. То, что осталось от Речи Посполитой вместе с Курляндией, составляло 227 тыс. кв. км и около 4 млн. жителей. Ее судьба была предопределена. Границы в гораздо большей степени, чем после первого раздела, были проведены искусственно и разрушали целостность государственного организма. Аппетиты соседей росли, Польша в роли буферного государства больше не привлекала Россию.
В "Незавершенной революции" И. Дойчер анализирует важнейшие вехи русской революции, отвечая на два основополагающих вопроса: оправдала ли русская революция возлагавшиеся на нее надежды и каково ее значение для современности? Для всех интересующихся зарубежной и отечественной историей.
Хобсбаум Э. Эхо «Марсельезы» / Дойчер И. Незавершенная революция;
Хобсбаум Э. Эхо «Марсельезы». – М., «Интер-Версо», 1991. – 272 с.
§ Глава 1. Историческая перспектива
§ Глава 2. Остановка на пути развития революции
§ Глава 3. Социальная структура
§ Глава 4. Тупик в классовой борьбе
§ Глава 5. Советский Союз и Китайская революция
Глава 1. Историческая перспектива
Каково значение русской революции для нашего поколения и нашего времени? Оправдала ли революция возлагавшиеся на нее надежды? Естественно желание вновь обратиться к этим вопросам сегодня, через 50 лет после падения царизма и образования первого советского правительства. Годы, отделяющие нас от событий тех лет, дают нам, как представляется, возможность рассматривать их в исторической перспективе. С другой стороны, 50 лет - не такой уж большой срок, тем более что в современной истории не было периода, столь богатого событиями и катаклизмами. Даже самые глубокие социальные потрясения прошлого не поднимали столь важных вопросов, не вызывали столь яростных конфликтов и не пробуждали к действию столь крупные силы, как это сделала русская революция. И революция эта не завершилась, она продолжается. На ее пути еще возможны крутые повороты, еще может измениться ее историческая перспектива. Так что мы обращаемся к теме, которую историографы предпочитают не затрагивать или, если все-таки и берутся за нее, то проявляют чрезвычайную осторожность.
Начнем с того, что люди, стоящие сейчас у власти в Советском Союзе, видят себя законными наследниками большевистской партии 1917 года, и мы все считаем это само собой разумеющимся. А ведь для этого едва ли есть основания. Современные революции ничем не напоминают переворота в России. Ни одна из этих революций не продолжалась полвека. Характерной особенностью русской революции является преемственность, хотя бы и относительная, в том, что касается политических институтов, экономической политики, законодательства и идеологии. Ничего подобного в ходе других революций не наблюдалось. Вспомните, что представляла собой Англия через 50 лет после казни Карла I. К этому моменту английский народ, пережив уже времена Английской революции, Протектората и Реставрации, а также «славную революцию», пытался в период правления Вильгельма и Марии осмыслить богатый опыт бурно прожитых лет, а - еще лучше - забыть все, что было. А за полвека, прошедших со времени взятия Бастилии, французы свергли старую монархию, пережили годы якобинской республики, правления термидорианцев, Консульства и Империи; они были свидетелями возвращения Бурбонов и вновь низвергли их, посадив на трон Луи Филиппа, и половина из отпущенного его буржуазному королевству срока истекла к концу 30-х годов прошлого века, поскольку на горизонте уже маячил призрак революции 1848 года.
Повторение этого классического исторического цикла в России представляется невозможным хотя бы в силу того, что революция в ней продолжается необычайно долго. Невозможно себе представить, чтобы Россия вновь призвала Романовых, хотя бы для того, чтобы во второй раз сбросить их с трона. Невозможно себе также представить, чтобы русские помещики вернулись и, подобно французской земельной аристократии в годы Реставрации, потребовали вернуть им поместья или выплатить компенсацию за них. Крупные французские землевладельцы находились в изгнании лишь около 20 лет; однако, вернувшись, они чувствовали себя чужими и так и не смогли вернуть себе былую славу. Русские помещики и капиталисты, находившиеся в изгнании после 1917 года, поумирали, а их дети и внуки, конечно, уже и не мечтали стать владельцами богатств своих предков. Фабрики и шахты, когда-то принадлежавшие их отцам и дедам, составляют лишь малую часть советской индустрии, которая была создана и развивалась в условиях общественной собственности на средства производства. Канули в Лету все те силы, которые могли бы осуществить реставрацию. Ведь давно уже прекратили свое существование в каком бы то ни было виде (даже в изгнании) все партии, образовавшиеся при старом режиме, включая партии меньшевиков и эсеров, игравшие главные роли на политической сцене в феврале - октябре 1917 года. Осталась лишь одна партия, которая, придя к власти в результате победоносного Октябрьского восстания, по-прежнему единовластно правит страной, прикрываясь флагом и лозунгами 1917 года.
Однако не изменилась ли сама партия? Можем ли мы на самом деле говорить о последовательности развития революции? Официальные советские идеологи отвечают, что преемственность никогда не нарушалась. Существует и противоположная точка зрения; ее сторонники утверждают, что сохранился лишь фасад, идеологический камуфляж, скрывающий действительность, ничего общего не имеющую с высокими идеями 1917 года. На самом деле все намного сложнее и запутаннее, чем можно судить на основании этих противоречивых высказываний. Давайте на минутку представим себе, что безостановочное развитие революции - лишь видимость. Тогда возникает вопрос: почему Советский Союз столь упорно цепляется за нее? И каким образом эта пустая форма, не наполненная соответствующим содержанием, просуществовала уже столько времени? Мы, конечно, не можем принять на веру заявления сменявших друг друга советских лидеров и правителей об их приверженности провозглашенным в свое время идеям и целям революции; однако мы не можем и отвести их как несостоятельные.
Поучительны в этом отношении исторические прецеденты. Во Франции через 50 лет после событий 1789 года никому и в голову бы не пришло представлять себя продолжателем дела Марата и Робеспьера. Франция к этому времени забыла о той великой созидательной роли, которую сыграли в ее судьбе якобинцы. Для французов якобинство означало лишь изобретение ужасной гильотины и террор. Лишь немногие социал-доктринеры, такие как, скажем, Буонарроти (сам пострадавший во время террора), стремились реабилитировать якобинцев. Англия уже давно с отвращением отвергла все, за что стояли Кромвель и его «ратники божьи». Дж. М. Тревельян, чьей благородной работе в области истории я посвящаю свой труд, пишет об очень сильных отрицательных чувствах даже в годы царствования королевы Анны. По его словам, с окончанием периода Реставрации вновь пробудился страх перед Римом; тем не менее
Была ли "Тюльпановая революция" революцией для отвода глаз?
Несмотря на свержение президента Акаева, страница истории этой маленькой среднеазиатской страны еще не перевернута. Население, которое почувствовало вкус к тому, чтобы вершить судьбу страны на улице, не хочет останавливаться на достигнутом, а ориентация будущего режима остается неясной.
В Кочкоре, местечке, название которого означает "баран", на юго-востоке от Бишкека, стоит памятник Ленину. Сияющий как цинковый купол мечети, он остается на своем постаменте. Горы Поднебесья - "Ала-Тоо" по-киргизски, "Тянь-Шань" - по-китайски, спокойно взирают на эту картину - вождь утратил свою советскую спесь; это обычный политик в рединготе, замерший с речью на устах. В этом стратегическом районе, на высоте, господствующей над перевалом Торугарт (3 752 метра), находятся контрольно-пропускные пункты - граница с Китаем. Именно в Кочкоре после парламентских выборов 27 февраля начиналась "Тюльпановая революция", приведшая к падению режима Аскара Акаева, правившего Киргизстаном с 1990 года.
У рынка до сих пор возвышается предвыборный рекламный щит, прославляющий заслуги и стремления Акылбека Жапарова, "лидера, депутата, президента", изображенного на фоне сверкающих гор. Жапаров - один из кандидатов в депутаты, лишенных права баллотироваться из-за двух или трех жалоб со стороны неизвестных лиц, обвинявших его в попытке купить их голоса. . . То же самое произошло и с Розой Отунбаевой, сегодня временно исполняющей обязанности главы МИД, - она и при Акаеве занимала этот пост, наряду с другими должностями в различных посольствах: ее имя также было вычеркнуто из списков для голосования из-за того, что она проживала вне Киргизстана в течение пяти последних лет. А на самом деле - потому, что она выставила свою кандидатуру в том же округе, что и дочь президента, Бермет Акаева. "У многих людей открылись глаза, - говорит двадцатидвухлетний Дилшод Бербаев, - даже у тех, кто не относился к власти враждебно. Люди поняли, какими методами власть действует".
Этот хрупкий на вид молодой человек - студент-заочник, будущий специалист по гидравлике. Он добровольно стал участником Программы ООН по развитию, кроме того, он - член Демократического клуба свободной молодежи, неправительственной организации, основанной в 2003 году. "В районе Кочкора нас 500 человек, 11 руководителей групп, 3 из которых - девушки". В тот день, с участием старейшин - в высоких традиционных головных уборах из белого фетра - проходило собрание в Информационном центре в поддержку демократии. На стенах висит расписание "образовательных семинаров", которые проходят три или четыре раза в месяц, начиная с 2003 года, они организованы с помощью иностранных неправительственных организаций, в большинстве случаев - американских. Права граждан, права женщин, встреча с муфтиями, знакомство с гражданским обществом. . . Идет кропотливая работа. "В демократическом обществе самое важное - это равенство народа и власти, - говорит Дилшод, - именно этого я хочу, а также быть счастливым и добрым. Ислам касается всех проблем. Настоящий мусульманин не может погрязнуть в коррупции и обманывать других. Акаев и его семья - это безбожники".
"Я хочу помочь народу"
Неожиданное кредо для борца "Тюльпановой революции". Революции не похожей ни на грузинскую "революцию роз", ни на украинскую "оранжевую революцию". Эту революцию следует довести до конца. Если "демократия" не наступит, молодой человек целиком уйдет в Ислам. Сегодня у него нет ничего общего ни с активистами радикального исламизма, ни с представителями "Хизб ут-Тахрир", Партии исламского освобождения, запрещенной во всех государствах Центральной Азии - где эта партия стремится установить халифат, - число сторонников этой партии на юге Киргизстана составляет 3000 человек.
Молодой человек гордится своим рано умершим отцом, и особенно матерью - внучкой первого профессора страны, создателя кириллической транскрипции киргизского языка и новых буквенных знаков, - в начале XX века киргизы пользовались арабскими буквами. Пылкий молодой человек говорит: "Я хочу помочь народу". Он рассказывает, как часть жителей Кочкора, "возмущенная" манипуляциями власти, блокировала дорогу Бишкек - Кашгар (Китай), как было принято решение голосовать против всех кандидатов. . . Более 60% избирателей последовало призыву, тем более что от самого поселка никто не баллотировался.
5 мая предстоят новые выборы, и Дилшод надеется, что Акылбек Жапаров, уроженец Кочкора, ныне исполняющий обязанности министра финансов, выставит свою кандидатуру. Действия фаворита не очень его смущают. Вступив в должность, Жапаров отправил в отставку одного из своих помощников, работавшего еще при прежнем режиме - иногда и при прежней власти назначали достойных людей -34-летнего экономиста, компетентность которого признана иностранными представителями. В то же время, Жапаров уже назначил одного из своих братьев на пост главы налоговой инспекции в Бишкеке, своего племянника - руководителем таможенной службы в Манасе, аэропорте столицы. . . "Это правильно, но на первое время, до президентских выборов 10 июля, - защищает своего кандидата Дилшод, - его братья занимаются бизнесом, но он - он помог нам вступить в контакт с международными неправительственными организациями".
Дилшод прибыл в столицу 21 марта. "Из Кочкора нас приехало 2000 человек, мы смешались с людьми из Оша и других мест". Тремя днями позже, Дилшод был среди первых, кто вошел в Белый дом, здание правительства, которое охранялось одним танком и ротой напуганных курсантов. "Там текла вода. Все было пусто: чиновники и секретари бежали. Остался лишь технический персонал". Вместе с другими "революционерами" он провел ночь на месте. Затем был найден склад оружия - "сотни автоматов Калашникова", - у склада выставили охрану. На улице уже начались погромы. "Я надеялся, что насилия не будет", - сожалеет Дилшод. И в этом он не одинок.
Фактически рядом с ним в тот день находился Эдиль Байсалов, президент Коалиции "За демократию и гражданское общество". "Мы хотели разбить палатки на центральной площади и оставаться там, сколько потребуется", - говорит он. Он был наблюдателем на президентских выборах на Украине и думал действовать по тому же сценарию - в центре Киева был разбит палаточный городок. "Идея заключалась в том, чтобы провести переговоры об отставке Акаева, с помощью международного сообщества", - говорит Алишер Мамасалиев, студент-правовед и координатор наиболее активного в стране молодежного движения "Кел-Кел", режим сформировал одноименную организацию, чтобы рассеять это движение. Тщетно. Алишер выставлял свою кандидатуру на местных выборах в октябре 2004 года. "Тогда я понял, что молодежь слишком пассивна".
Все трое чувствуют, что у них украли революцию. Сами лидеры оппозиции, во главе с 55-летним Курманбеком Бакиевым, бывшим премьер-министром при Акаеве, и Розой Отунбаевой, некоторое время являвшейся заместителем специального представителя Генерального секретаря ООН в Грузии, где она напрямую могла наблюдать за развитием "революции роз", лидеры оппозиции выказывают признаки колебаний. "Мы ждали мер против грабежей, но они обсуждали, какой из парламентов, старый или новый, считать законным! - восклицает Алишер Мамасалиев, - нужно было их вернуть с небес на землю".
Ввести чрезвычайное положение?
Провокаторы прибыли накануне, их видели иностранные обозреватели, "они были вооружены цепями, покрытыми пластиком. Среди них были и полицейские. Я убежден, что насилие было спровоцировано окружением власти". Цели? Турецкие и китайские супермаркеты, фирмы и торговые центры, такие как "Шелковый путь" или сеть магазинов "Народный", принадлежащая, как говорят, клану Акаева. "Днем ранее, из сети магазинов, принадлежащих Айдару, сыну бывшего президента, на грузовиках без опознавательных знаков, вывозили все ценное", - говорит Алишер Мамасалиев. Его слова подтверждает и новый генеральный прокурор, Азимбек Бекназаров, который не ограничивается одними комментариями: "По факту грабежей заведено 70 уголовных дел. Работает следственная группа". Кроме того, он собирается пролить свет на дела, связанные с коррупцией: "На имущество семьи наложен секвестр".
Это была попытка дискредитировать оппозицию? Нужно было посеять панику среди населения, чтобы ввести чрезвычайное положение? Это было прикрытием для ввода "миротворческих сил" под эгидой России? Москва постоянно ссылалась на договор о коллективной безопасности, подписанный в 1992 году, говоря о партнерстве с Бишкеком. Все версии в ходу.
Один из самых влиятельных политиков страны, 56-летний Феликс Кулов, бывший министр национальной безопасности при Акаеве, а затем - мэр Бишкека, с 2001 года находился в тюрьме. Его отец, высший чиновник КГБ назвал сына в честь Феликса Дзержинского, основателя ЧК, первой советской политической полиции. Феликс Кулов был освобожден демонстрантами 24 марта. Ему было поручено восстановить порядок. Чтобы затем подать в отставку и вернуться в камеру, пока Верховный Суд будет пересматривать его дело. Верховный Суд постановил закрыть дело с тремя статьями обвинений, по которым Кулов проходил при Акаеве. Он был арестован в 2000 году вскоре после того, как выставил свою кандидатуру на президентских выборах. Теперь Кулов является одним из фаворитов на выборах 10 июля, согласно недавнему опросу общественного мнения, проведенному одним местным агентством с помощью организации "Fondation Friedrich Ebert". За него собираются проголосовать 52 % избирателей против 18,3 % - за Бакиева, который сегодня исполняет обязанности президента и премьер-министра. Бакиева одно время подозревали в том, что он хочет перекрыть дорогу Кулову, но тот отвечает, что "никогда не был сторонником этих политических игр, а предпочитает честные выборы". Между собой они уже договорились. Если один будет избран президентом, другой займет пост главы правительства. . .
А пока - вследствие ли слишком быстрого падения режима Акаева, или вследствие того, что новая власть установилась лишь на краткое время - население, почувствовать вкус к тому, чтобы вершить судьбу страны на улицах, пытается сохранить за собой эту власть как можно дольше. Например, в одном из районов Джалал-Абада, жители разбились на четыре партии, каждая из которых пытается привести к власти своего человека. В начале апреля Жапаров прибыл в Кочкор в сопровождении десятка вооруженных людей, чтобы назначить на руководящий пост одного из своих сторонников. Некоторые жители воспротивились. Были столкновения.
Наконец, бывшие ректоры университетов отказываются уступать место новым. Практически каждый день, в Бишкеке перед Белым Домом или перед зданием Верховного Суда проходят митинги в поддержку того или иного депутата, чья победа на парламентских выборах оспаривается его соперниками, или депутата, сторонники которого считают, что он должен быть избран. . . Но это не единственная проблема, с которой сталкивается новое руководство. Тысячи бездомных, прибывших из бедных южных районов - к которым присоединяются недовольные всех сортов - требуют себе земельные участки в окрестностях Бишкека.
По официальным данным в столице проживает 750 000 человек, но в действительности это число превосходит "1 миллион, даже 1.5 миллиона", по словам Романа Могилевского, директора киргизского Центра социальных и экономических исследований. Переселенцам иногда удается устроиться на работу "в черную". "Если мы не получим землю до выборов, мы откажем власти в доверии", - говорит Бактибек, уроженец Нарына, что недалеко от китайской границы. По законам Киргизстана, каждый гражданин имеет право на земельный участок. На момент объявления независимости в стране насчитывалось более 700 колхозов и коллективных ферм, земли которых "были распределены между 770 000 владельцами, в ходе земельной и аграрной реформы", уточняет Курманбек Бакиев.
Бакиева как выходца с юга подозревают в том, что он раздавал обещания своим соплеменникам. Власти напомнили прибывшим в столицу людям об уважении к законам, и они в большинстве своем были отправлены в родные провинции. 10 апреля был убит Усен Кудайбергенов, "правая рука" Кулова. Он организовал отряды добровольцев, призванные противостоять грабежам, и хотел положить конец дикому захвату земель.
Грабежи и убийства посеяли панику среди представителей русского меньшинства, широко представленного в Бишкеке, эти люди опасаются за свое имущество. Работающая в столице бухгалтер Наташа говорит, что уедет из страны, если грабежи коснутся ее родной деревни. . . Десятки тысяч русских уже покинули страну после объявления независимости.
В Киргизстане регионализм является фактором, с которым нельзя не считаться. Издавна север был более развит, чем юг, на севере проживало больше русских. "Здесь действует неписаный закон, - подчеркивает Эдил Байсалов, - это разделение власти между двумя географическими центрами. Уроженец севера Акаев привел к власти представителей своего клана. Он потерпел поражение. Вместо того чтобы добиваться консолидации нации, он еще больше ухудшил ситуацию в регионах". В свою очередь, Бакиев в ответ на критику, говорит, что в его правительстве из 17 постов "11 занимают представители севера, и только 6 - южане". По его словам, "профессионализм является единственным критерием оценки".
Пусть так. Но по оценкам неправительственных организаций, он и его союзники, такие как Жапаров, повторяют ошибки, совершенные прежним режимом. "Это правда, - отмечает Бакиев, - два моих брата занимают высокие посты в Джалал-Абаде. Жаныш был назначен на пост главы министерства внутренних дел, но он был назначен не мной, и это временно. Джусупбек был назначен, после 24 марта, заместителем губернатора округа. Но он больше не занимает этой должности". Большинство жителей Киргизии воспитаны в традициях клановых связей, они не станут упрекать Бакиева при условии, что он сохранит равновесие в регионах. Но Рамазан Дырылдаев, глава Киргизского комитета по защите прав человека, думает иначе: "Я надеялся, что оппозиция будет единой, и она будет бороться за идею, но я вижу только борьбу кланов. Кулов - северянин, но у него, к счастью, не слишком много братьев. У Бакиева их семь. У Отунбаевой семь сестер, не считая одной, проживающей в Австрии - и у них есть мужья. . . Каждый тянет одеяло на себя".
Бишкеку далеко до Киева, исход революции отнюдь не ясен. США, которые обвиняют в том, что "они дергали за ниточки", хотят сегодня обезопасить свои интересы. Так министр обороны Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) посетил Киргизстан, чтобы удостовериться, что соглашение по американской базе в Ганси, недалеко от аэропорта Манас, остается в силе. Тем временем, новая команда, в лице Розы Отунбаевой, хочет успокоить Россию, говоря о "нерушимой дружбе". Еще до падения режима Акаева, в то время поддерживающая президента газета "Вечерний Бишкек" напомнила не без издевки, что тема диссертации Отунбаевой, которую она защищала в МГУ в 1970-е годы, была: "Критика искажения диалектики марксизма-ленинизма Франкфуртской школой". Ничего особенного, это не "клеймо" советской эпохи. То же касается служебного положения Кулова и Бакиева во времена СССР.
"Организовать честные выборы"
Задача, стоящая перед бывшими оппозиционерами крайне тяжела. В стране свирепствует бедность, и "население ждет значительного улучшения уровня жизни, - подчеркивает Роза Отунбаева, - прежний режим брал кредиты без всякой ответственности, страна погрязла в долгах, коррупция достигла критической отметки. . . ". Многие обездоленные в Бишкеке требуют, чтобы Аскар Акаев " вернул то, что он отобрал у народа".
Прежде всего, "следует доказать, что мы способны организовать честные выборы", настаивает министр иностранных дел. Кроме того - этого требуют нормы гражданского общества, а председатель Конституционного суда, Чолпон Баекова, считает необходимым пересмотр Конституции, "поскольку действующая Конституция защищает интересы власти, а не граждан". Следует ли вернуться к тексту 1993 года, демократическому по содержанию, и лишь впоследствии "испорченному" многочисленными изменениями, внесенными при прежнем режиме, или, может быть, следует установить "парламентскую республику", что предлагается некоторыми партиями и неправительственными организациями, чтобы покончить с авторитарным прошлым?
Недавно был проведен круглый стол, посвященный этой теме, но очевидно, что для проведения соответствующих законов до 10 июля, времени не хватит. "По крайней мере, необходимо, чтобы кандидаты внесли в свои программы соответствующие обязательства, - призывает Алишер Мамасалиев, - и пусть будет избран тот, кто пообещает сильнее ограничить свои полномочия!". Прежде всего "необходимо стабилизировать ситуацию" - таков лейтмотив всех дискуссий. "И нужно обезопасить права собственности", - прибавляет Роман Могилевский.
Но кому выгодно, чтобы царил хаос? "Кто заинтересован в манипуляциях, в дестабилизации Киргизстана? Я могу дать только один ответ, - пишет Рене Канья (Rene Cagnat), писатель и эссеист (1), работающий в Центральной Азии, - это наркоторговцы. Поскольку они примерно год назад почувствовали, что борьба против распространения наркотиков становится эффективной. Откуда их интерес в создании "серых зон", где с ними трудно будет бороться". Была ли "Тюльпановая революция" революцией для отвода глаз?
Постскриптум
Старшая дочь Аскара Акаева, 32-летняя Бермет Акаева, которая вначале присоединилась к семье и покинула страну, вернулась в Бишкек, чтобы занять свое кресло в парламенте. Сотни манифестантов протестовали против ее возвращения, для них это было знаком того, что прежний режим остается у власти. Ее муж, казахский предприниматель, контролирующий целые секторы экономики страны, не последовал за ней.
(1) "Джилдыз, или песнь гор поднебесья" (изд. Flammarion)
Киргизстан
Площадь: 199 900 квадратных километров, самая маленькая страна Центральной Азии, 41% территории находится на высоте 3000 метров и выше.
Население: 5, 2 миллиона человек: киргизы (65,7%), узбеки (13%,9), русские (11,7%), а также меньшинство - представители народов, депортированных при Сталине, мусульмане-уйгуры, и дунгане, выходцы из Китая.
Государственный язык: киргизский. Русский язык является официальным языком с 2001 года.
ВНП на душу населения: 330 долларов.
Внешний долг: 1, 8 миллиардов долларов (2003), то есть 98% ВНП.
Природные ресурсы: золотоносные месторождения, редкие металлы, боксит, железо, и т.д. Изобилие гидроресурсов.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Введение
...В политическом отношении диапазон оценок и путча, и развития после него, исключительно широк. С одной стороны «великая революция, равная по значению Октябрю 17-го года». С другой, «революция упущенных возможностей». С третьей, «преданная революция. С четвертой, «вообще не было никакой революции».
Из статьи Г. Попова «Август девяносто первого» (1992 год).
На мой взгляд, каждый уважающей себя человек должен знать историю, должен уметь извлекать ее уроки, ведь не зная ее не возможно формирование нормального будущего. Люди часто не запоминают даже своих собственных ошибок, а не то что бы анализируют чужие. Это тем более приобретает катастрофический характер, когда подобные ошибки совершаются на государственном уровне, а потом выясняется, что нечто подобное уже происходило и многих бед можно было бы избежать, если бы государственные чины иногда заглядывали в прошлое и пытались соотнести события прошлых лет с настоящим.
Однако необходимо заметить, что имеется в виду не древнейшая история, чьи цивилизации уже завершили свое существование, а настоящее время, новая и новейшая история. Вот почему я считаю, что следует уделить больше внимания не столь давно минувшим событиям. Именно поэтому я решила написать свой экзаменационный реферат о неудавшейся революции, которая произошла чуть более восьми лет назад и стала своеобразным завершением правления социалистического строя и установлению в России власти демократов.
Тем более эта тема является мне более привлекательной, поскольку для меня представляет отдельный интерес проанализировать события, произошедшие когда я уже была в относительно сознательном возрасте.
События августа 1991 года были известны и досконально изучены всей мировой общественностью, однако россияне вскоре забыли героев и простили виновников того государственного переворота.
В своем реферате я хочу объективно оценить причины, последствия и итоги этих событий. Я не ставлю цель найти правых и виноватых в произошедшем. Описанные события оказали большое влияние не только на дальнейшую историю Российской Федерации, но и на дальнейшее развитие событий в бывших Союзных Республиках, этот вопрос я также раскрою.
Помимо этого в свой реферат для большей объективности я помещу официальные документы как представителей гекачепистов, так и стоящих по другую сторону баррикад демократов.
Причины
Об истинных причинах более правдиво и полно, на мой взгляд, смогут рассказать его непосредственные организаторы: Дмитрий Язов, Владимир Крючков, Валентин Павлов, поэтому я лишь буду их цитировать.
Язов:
«...Должны быть очень серьезные причины, почему я выступил против Верховного Главнокомандующего нашими Вооруженными Силами... Я объясняю это тем, что жизненный уровень нашего народа упал, рухнула экономика, все больше обострялись национальные конфликты, конфликты между республиками... В известных кругах нашего партийного руководства начались дискуссии. Постепенно вызревала мысль, что Горбачев, собственно исчерпал себя в качестве активного государственного деятеля... Его экономическая политика выражалась в том, что он выклянчивал кредиты, делал долги и очень мало делал для экономики внутри страны... Он и его правительство практически не занимались проблемами внутри страны... Наш экономический механизм полностью износился. А страна стояла на грани развала. 20 августа должен был быть подписан Союзный договор... Лично мне и многим другим товарищам, с которыми я беседовал, стало вдруг ясно, что тем самым на нас неумолимо надвигается развал союза. Все выступали за Союз Советских Социалистических Республик, и вдруг поступает проект Союзного договора, в котором речь идет о суверенных государствах!
Крючков:
«..После отъезда Горбачева в отпуск мы [будущий состав ГКЧП] пришли к выводу, что страна парализована. Например, урожай не собирается. И сахарная свекла. Полная безответственность, никаких поставок и если бы не приняли никаких мгновенных мер по стабилизации нашего государства, то следовало бы рассчитывать, что государство бы рухнуло... Это были жесткие меры, которые мы хотели предложить, но другого пути мы не видели. Мы хотели все предпринять, чтобы рабочие были заняты, чтобы поменьше предприятий было закрыто.
Таким образом, они пытались привести вполне объективные причины путча, которые свойственны любой происходящей революции, а себя они совершенно явно считают так называемыми полномочными представителями народа, каковыми они на самом деле не являлись. Поэтому мне представляется, что это хоть и было их основной ошибкой, но в случае поддержки народа они бы стали народными героями.
А один из главнейших организаторов путча Валентин Павлов вообще считает абсолютно ни в чем не повинным человеком, он даже считает, что «не было никакого заговора», а заговорщики лишь пытались заменить уже физически и просто как политик, не способного, управлять страной Президента СССР.
Также из событий, которые несомненно стимулировали попытку государственного переворота необходимо отметить следующие:
1) Национализация России(а, также вопреки ей, Татарией) нефтяной и газовой промышленности и обещанное Ельциным в Тюмени повышение внутренних цен на нефть и нефтепродукты, что, по мнению Павлова, взорвало бы всю экономику страны.
2) Предполагаемое введение национальных валют в некоторых республиках.
3) Национализация Якутией и Казахстаном золотодобывающей промышленности.
4) Невыполнение планов госпоставок зерна нового урожая и замыкание экономических пространств зернопроизводящими союзными республиками.
5) Сокращение на 50% оборонных заказов и грядущий паралич оборонной промышленности, социальные последствия непродуманной конверсии оборонных отраслей.
6) Лавинообразная коммерциализация отношений между руководителями крупных предприятий и подотраслей народного хозяйства, ведущая к потере плановых компонент управлениями ими.
7) Феномен личной финансовой независимости руководителей предприятий и организаций и следующая из него последних рычагов управления ими.
8) Указ Ельцина о департизации, устраняющей аппарат КПСС из сферы принятия каких-либо решений по управлению экономикой и социальной жизнью.
9) Создание республиканских систем безопасности, включая военизированные собственные формирования и национальные гвардии, начало перехода республиканских КГБ в ведение республик.
Повод
О том, что главным толчком к событиям 19–21 августа послужило предстоящее 20-го подписание союзного договора, свидетильствуют документы, принятые ГКЧП. В «Обращении к советскому народу» прямо говорилось об «экстремистских силах, взявших курс на ликвидацию Советского Союза», растоптавших «результаты общенациольного референдума о единстве Отечества». При этом гражданам давалось обещание «провести широкое всенародное обсуждение нового Союзного договора». Вкупе с одновременно опубликованным заявлением А.И. Лукьянова от 16 августа – все это прямо указывало на отметку запланированной акции на 20 августа. ГКЧП, таким образом, маневрировал свое выступление необходимостью защиты СССР и его Конституции, видя в подготовленном проекте договора угрозу целостности союзного государства.
В решительную схватку с ГКЧП вступило российское правительство во главе с президентом Б.Н. Ельцин. На серию документов ГКЧП последовал «ответный залп» российского руководства: обращения к народу, указы, постановления Президента РСФСР. Создалась бесприцидентная ситуация: две высшие власти в стране сошлись в бескомпромиссно схватке в равней мере, и, казалось бы, с равным основанием, апеллируя к Конституции, закону и праву.
В обращении «К гражданам России» Президент Б.Н. Ельцин, Председатель Совета Министров И.С. Силаев и исполняющий обязанности Председателя Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатов охарактеризовали действия «советского руководства» как реакционный, антиконституционный переворот с насильственным отстранением от власти законно избранного Президента страны. Подчеркнув особую роль России в подготовке проекта договора, они обвинили ГКЧП в попытке решить сложный политические и экономические проблемы силовыми методами и объявили «так называемый комитет» и все его решения незаконными (главный юридический аргумент в данном случае основан на том, что созданный орган – ГКЧП – неконституционным).
Это все вылилось в острые противоречия. Не одна из противоборствующих сторон не только не желала уступать, но даже старалась скомпрометировать и уничтожить как политиков своих оппонентов.
Заговорщики увидели, что их время быстро уходит и они решили выбрать именно этот момент для своей авантюры. И вот, 19 августа 1991 года грянул путч. Который отнюдь не стал для большинства высших государственных политиков неожиданностью. Но, в основе своей, путч явился реакцией на новоогаревский процесс и его важнейший итог – Договор о Союзе Суверенных Государств.
Предыстория
Документы свидетельствуют: уже с декабря 1990 года партийная верхушка, перешедшая в оппозицию к Генсеку и сторонником реформ в руководстве КПСС, вступает в тайный договор, начинает конспиративные действия по подготовке государственного переворота. Берется курс на ликвидацию демократических органов власти, установление президентского правления, введения чрезвычайного положения в стране силами армии и КГБ, возврат к тоталитарной системе. Стремясь придать будущему перевороту конституционный вид. Организаторы путча всячески пытались вовлечь в него и Президента СССР М.С. Горбачева, используя его политические колебания и надеясь скомпроминтировать его в глазах демократов. Так было в январе 1991 года, накануне кровавых событий в Прибалтике. Так было 28 марта, когда в Москву ввели войска якобы для охраны части депутатов Чрезвычайного съезда народных депутатов РСФСР. Так было в июне, когда глава Кабинета Министров В. Павлов при поддержке Д. Язова и В. Крючкова пытался вырвать у Верховного Съезда СССР чрезвычайные полномочья. Так было и днем 18 августа 1991 года, когда явившиеся в Форос путчисты хотели склонить Президента к совместным действиям с нами. Однако Президент не изменил своей присяге.
Загрузка...
